Тег. Короткая подпись художника граффити – райтера. Смысл теггинга в том, чтобы многократно повторять собственное имя на всех возможных поверхностях. Чем труднодоступней место, тем ты круче. Чем больше тегов, тем ты круче. Как по мне, к стрит-арту эти каракули имеют еще меньшее отношение, чем наскальная живопись эпохи палеолита, однако если мой Освальд взял за правило заявлять о себе таким образом, вряд ли он ограничился бы одним лишь фортом.

Я гуглю городской стрит-арт, бегло просматриваю несколько статей – их содержание только утверждает в мысли, что найти подобного человека как минимум не невозможно, – и переключаюсь на фотографии разрисованных объектов. Некоторые из них поражают воображение, другие – обыкновенная мазня. Пролистав несколько страниц, я задерживаюсь на снимке угла жилого здания, вид со двора. Бледно-розовая стена украшена силуэтным изображением лукавого Гофмана. Лоб писателя – тут мне приходится максимально увеличить фото, от близости цели даже пульс учащается – безошибочно отмечен третьим рейсте. Еще один я нахожу в неопознанной арке между маркерными буквами «Jedem das Seine» и крупно намалеванной дверью с надписью «Гори в аду». Третий – на бетонной опоре старого цеха…

– Насть, ты, случайно, не знаешь, где собираются нелегальные художники?

Подруга отрывается от телефона и задумчиво морщит нос.

– На бойне Розенау, кажется. Или в «Дарите». Но лучше спросить у Эмиля, это же его епархия.

– Позвони ему.

– Передать, что ты интересуешься?

– Само собой. Пусть трепещет от страха, что я приведу единомышленников. И да, извинения по-прежнему в силе.

Меня никто не останавливает. Я шагаю в пустой дверной проем, и по темным цехам будто проносится удивленный шепоток призрачных местных обитателей. Отовсюду слышны их шорохи и вздохи. Я лопатками чувствую любопытствующие взгляды, но боюсь обернуться, чтобы случайно не встретиться глазами с самим хозяином, лесоторговцем Теплихом, гневно вопрошающим: «Was machen Sie hier?»

В одном из залов позирует девушка в платье невесты. Откинув за спину фату, она поправляет фиолетовую челку, выгибает спину и не моргая глядит в потолок. Ни модель, ни фотограф не обращают на меня внимания. Девушка бесшумно меняет позу. Я не задерживаясь прохожу вдоль стены – топот моих ног сводит на нет все предположения о том, что я превратилась в невидимку, – и попадаю на лестницу. Каждая каменная ступень отмечена круглым клеймом с забитой пылью надписью на немецком.

Сверху доносятся голоса. К тошнотворному запаху местных отходов добавляется застарелая табачная вонь и синтетически-карамельный ароматизатор краски для граффити.

Я сжимаю во влажной ладони телефон и смело иду на звук. Компания подростков расположилась несколькими пролетами выше. Один вяло орудует баллончиком, двое других сидят на ступенях. Скорее всего, мой визит сюда напрасен, но обратной дороги нет – в отличие от погруженных в себя обитателей предыдущей локации, эти пристально наблюдают за каждым моим шагом.

– Привет.

Двое сразу отворачиваются. В моем распоряжении остается светловолосая девушка с острыми ключицами. Под ее выжидающим взглядом я достаю смартфон и выбираю один из сохраненных снимков – тот самый, с Гофманом.

– Я ищу одного человека. Вот его работа.

Девушка молча смотрит на экран, кривит губы и взглядом переадресует вопрос сидящему рядом приятелю. Тот снисходит до секундного внимания.

– Так это Девиант. Он сейчас, кажется, в Риге.

Каким-то седьмым чувством я понимаю, что речь не о том, и ищу подходящее изображение, но его нет, и тогда в ход идет мой собственный блокнот, в котором я максимально крупно, чтобы развеять все сомнения, выписываю третий рейсте.