- Нет, голубушка. Отпустить никак не могу. Есть законы неписаные. Человек, ступивший в мои угодья либо душу отдаст, либо слугой станет. Тебе выбирать.

- Никак душу мою околдовать хочешь? Зверем обратить, подобным этому? - с ненавистью кинула взор она на чудище. – Не бывать тому, лучше пускай задерет. Я пришла сюда волю обресть, а не невольницею стать.

- Все противишься, - покачал головой Велес. – Ну ничего, пройдет день, другой … глядишь, одумаешься. Не возьму душу твою, не нать она мне покамест. Поживешь на моей земле, хранителю послужишь, а там видно будет.

И растворился Бог в воздухе, Весна и слова молвить не успела. А хранитель поднялся на ноги, подхватил красу под руку и потащил за собой. Та уж и пиналась, и кусалась, и царапалась – не помогло только, зверь тянул ее за собой да временами хорошенько встряхивал, чтобы не очень-то буянила.

Утащил зверюга деву далече - с десяток верст в самую глубь леса. Когда Весна уж еле ногами перебирала, заваливало чудище ее себе на плечо, да продолжало идти.

Всю ночь так и прошагали, а к утру вышли к дубраве, но то необычная дубрава была, а колдовская. Только ступили двое на сию землю, как деревья заскрипели, дупла тогда в уста обратились, глаза повыпучили гиганты и смотрят так с недоверием на гостью незваную. Один из дубов тяжело вздохнул и молвил:

- Кто такая? Откуда?

- Пришлая, прислужницей будет, - ответил зверь и легонько толкнул Весну в бок.

- Боги Всесильные! – попятилась дева и прижалась к другому дерево, а то как ухнет и забасит.

- Что за напасть? Куда космами тычешь, дурноголовая? – закряхтел дуб. – Весь обзор загородила.

А Весна как взвизгнет, как отпрыгнет в сторону и сейчас же на ногу чудищу приземлилась, тот аж взревел от боли:

- Да что б тебя, сиволапая! – рассерчал зверь. – Гляди, куда прешь!

- А не нать меня стращать! – подбоченилась дева и как топнет второй раз, токмо уже по второй лапе чудища.

- Ах ты, чертяка веревочная!  - уж было замахнулся он, но вовремя остановился. – Ежели посмеешь еще, ноги повыдергиваю, - прошипел, растирая больное место.

Дубы токмо и переглядывались меж собой, но потом хором охнули и снова задремали, все ж возрасту были немалого, поспать любили до полудни.

- Топай, - произнес зверь. – Проку от тебя никакого, да лучше бы Велес позволил порвать на лоскуты.

Весна же перечить боле не осмелилась, и пошла молча вслед, а средь дубравы особо один зеленый старец выделялся, обхвата был широченного, крону имел раскидистую. На самой вышине дуб поддерживал на могучих ветвях-раменах домишко ветхое, а от двери оного вниз веревка свисала. Видать тут-то и обитало чудище лесное. Подошел зверь к дереву, постучал по стволу три раза и то закашляло, заскрипело:

- Чего надобно? Почивать мешаешь, - проворчало древо.

- Принимай новую постоялицу, будет она о тебе заботиться, - ответил тот.

- Добро дело. А теперь ступай, не мешай.

Девице как-то совсем худо стало, ноги под ней подкосились, в очах потемнело и было уже собралась в забвение впасть, но хранитель вмиг подхватил охотницу:

- И не думай даже творить свои девичьи хитрости, не проведешь.

Подхватил  ее, да как подбросит, что очутилась краса как раз у двери избы, даже ахнуть не успела.

- Ирод проклятый! – раздалось сверху. – Не сойдет тебе с рук неволя моя, отомщу!

Толкнула дева дверь, та со скрипом распахнулась, а внутри тьма кромешная, затхлостью несет.

- Да это не жилище, это конура какая-то, - Весна осторожно вошла внутрь и тут же лбом о ветку приложилась, древо тогда вздрогнуло:

- Осторожней, ходят тут всякие.

- Прости, дедушка, - смягчилась краса, все же деревья она уважала. – Ни зги ж не видно.

- Бывает, - ответило то и захрапело.