— Не берем! — отвечаем мы. — Маня недавно скарлатиной болела, ей нельзя переутомляться: врачи запретили.

На самом деле это не так. Маня не занимается с отстающими по другой причине. Но это та «штучка», которую Маня сама же и придумала. Об этом дальше.

Мы с Люсей сидим в саду около дома, где она живет с матерью. Сад принадлежит домохозяевам, но жильцы имеют право гулять в нем. Мы с Люсей занимаемся, сидя за круглым столом, врытым в землю. Перед нами разложены тетради и учебники.

Через два дня письменная алгебра, но мы не работаем. Нам не до того.

Из раскрытого окна доносится тоненький — вот-вот оборвется, как ниточка! — голосок Люсиной мамы, Виктории Ивановны:

— Вернется жених не скоро… Вот шельма жених! — бормочет Люся, думая о чем-то другом.

— Арифметику, конечно, сбагрили, геометрию — тоже. А вот как послезавтра с алгеброй будет? — гадаю я.

Голос Виктории Ивановны приближается к нам:

— Жених идет! — предостерегает меня Люся.

— «Сколько времени понадобится для наполнения бассейна, если одна труба…. а другая…» — говорю я вслух условие задачи.

За моей спиной слышу шажки Виктории Ивановны по песку дорожки.

— А труженицы мои все пишут, все учатся! — И Виктория Ивановна обнимает в одном охвате обе наши головы. — Скоро угощу вас чудным блюдом, называется «гусарская печень»! Рецепт у меня еще от бабушки. Вот была кулинарка, моя бабушка!

Столовники сегодня мне ручки расцелуют!

— Фикторий Ифан, — дурачась, пищит Люся с немецким акцентом, — ви мешайт нам работать!

Посмеявшись, Виктория Ивановна возвращается в дом, к плите, — стряпать «гусарскую печень».

— Несчастье с мамой! — Люся не то шутит, не то грустит. — у людей купят печенки, нарежут ломтиками, поджарят с луком, картошкой — дешево и сердито. А главное — все сыты. А нас душат бабушкины рецепты, мы делаем гусарскую печень а ля гоп-гоп-гоп! Продуктов уходит прорва, а есть эту бурду невозможно…

— Есть еще одно хорошее блюдо: мексиканское тирли-тирли из протертых пупков птицы киви-киви! — напоминаю я Люсе.

По дорожке торопливо идет Стэфа Богушевич. Увидев, что мы с Люсей смеемся, она радуется:

— Ну, слава богу! Маня, значит, принесла?

Стэфа всегда говорит громко. Это у нее такое правило: «Если не приготовила урока и ничего не знаешь, отвечай учителю что хочешь — хоть чепуху, — но громко и очень уверенно: тройка обеспечена!» Это у нее вошло в привычку. Стэфа и сейчас спросила: «Маня, значит, принесла?» — так громко, что в окне немедленно показывается голова Виктории Ивановны.

— Кто пришел?.. Ах, Стэфочка. А где Маня? Что она такое принесла?

Посмотрев на нас с отчаянием, Люся успокаивает мать:

— Фикторий Ифан, ви мешайт нам работать!

— Ну хорошо, не буду, — миролюбиво соглашается Виктория Ивановна, отходя от окна.

— Ну чего ты вопишь, Стэфка? — выговаривает ей Люся шепотом. — У моей мамы слух, как у горной козы! Ты еще ничего не сказала, ты только собираешься сказать, а уж мама слышит! — И еще тише Люся добавляет: — А Мани почему-то все нету…

Но вот наконец и она, Маня! Мы смотрим на нее — и скисаем, как стоялая простокваша.

Маня очень бледная, очень грустная.

— Неудача, Маня?

— Да.