– Папа! Я этого больше не стану терпеть! Ненавижу братьев! Джейсон опять дразнится! Говорит, что у меня на груди растут шишки! Вели ему немедленно прекратить!

– Хмм, а у тебя и вправду выросли шишечки. А я и не заметил.

– Папа!

– Ты дразнила его рыжим дятлом, солнышко. Так что теперь не обижайся, если он придумал, как отомстить.

– Но он тоже дразнил меня рыжей пичужкой! Я ненавижу свои рыжие волосы! Почему у Киви волосы похожи на твои, а нам с Джейсоном достались мамины?

– Когда-нибудь ты будешь очень гордиться своими волосами, малышка. А поклонники станут слетаться к тебе, словно пчелы на мед.

– А маму тоже всегда окружали поклонники?

– Пусть бы только посмели, я бы тут же распугал их своим ружьем. Да, красавица моя, кажется, Джейсон прав: ты растешь не по дням, а по часам.

– Янита! – Властный голос Ванессы донесся откуда-то из дома. – Немедленно вернись и закончи дела, прежде чем умчишься на своем скакуне.

– Да, мамуля, уже иду. – У двери девчушка остановилась, повернула голову, сердито взглянула на затылок отца и высунула язык.

Кейн уже несколько раз наблюдал подобную картину. Его дочь пока не догадывалась, что отражение в блестящем стекле боковой двери выдавало каждое ее движение. Она еще задаст перцу папочке с мамочкой, вздохнул Кейн, хотя ничуть не сомневался, что Ванесса шутя справится с капризами своенравной дочурки.

Возможно, их первенец был зачат именно в то прекрасное и тревожное утро, когда они наконец зажили настоящей жизнью. Кейн В. де Болт, которого вслед за матерью все стали звать Киви, появился на свет ровно девять месяцев спустя. Ванесса в нем души не чаяла. Он был высоким и сильным, как отец, с темно-каштановыми волосами, которые лишь чуточку отдавали рыжиной. Год назад, когда ему исполнилось четырнадцать, они послали его в школу на восток, чтобы он приучался к самостоятельности и поднабрался опыта. В письмах домой Киви не скрывал тоски по родным местам и Скалистым горам. Но всезнайка Кейн был уверен, что парню приглянулась дочка Купера и Лорны – шалунья Мэгги, вот Киви и паникует: вдруг кто-нибудь, пока его нет, уведет ее?

Кейн вытянул вперед длинные ноги и вспомнил об Адаме Клейхилле, который прожил ровно год после апоплексического удара. Его тело постепенно таяло, но упрямый дух старика отказывался покинуть хилое тело. Речь к нему так и не вернулась, но Мэри Бэн рассказывала, что он следил за каждым движением Элли, когда та находилась в его спальне. И в глазах его мелькало разочарование, поскольку Элли держалась на расстоянии. Она заговаривала с ним лишь тогда, когда надо было объяснить, что за процедура его ожидает или что прописал доктор. Но, надо отдать должное Элли, Адам всегда был чист и ухожен, и все старались угодить ему.

Он умер однажды ночью. Его похоронили на склоне горы, откуда открывался прекрасный вид на все ранчо Клейхилла. Лишь несколько человек, кроме Ванессы и Кейна, присутствовали на похоронах. Когда его тело опустили в могилу, Элли, одетая в траур, стояла рядом с Генри и Мэри Бэн, словно лишний раз подтверждая, что он может быть уверен: его прах навсегда останется в земле, за которую он так боролся и ради которой был готов на любое преступление.

Кейн усмехнулся, подумав, что старый Адам наверняка перевернулся бы в гробу, если бы увидел новую табличку перед въездом на ранчо. Элли и Генри совершенно официально сменили свою фамилию на Хилл. Когда выяснилось, что Адам так и не написал завещания, Элли настояла, чтобы Купер и Логан получили по трети поместья. Иначе Элли и Генри должны были унаследовать абсолютно все, что Элли сочла несправедливым. И она придумала, как лучше всего убедить Купера и Логана получить свою долю. Она сказала, что лишь в этом случае сможет умереть спокойно, зная, что за Генри и его семьей присмотрят как надо, по-родственному.