Ингольв чуть повернул к нему голову и окинул Гуннара косым насмешливым взглядом.

– Да, по мне этого не скажешь, – без слов поняв его, ответил Гуннар. – Мое богатство сейчас не со мной. Оно зарыто в землю в одном месте, куда я пока не могу попасть. И вся моя ссора с теми финнами произошла из-за моего богатства.

– Я не скальд и не люблю темных путаных речей. Говори толком и расскажи всю правду. А иначе скоро ты будешь рассказывать ее конунгу из той земляной ямы, куда тебя посадят, прежде чем отдать финнам. А финны привяжут тебя за ноги к двум деревьям…

– Я все расскажу тебе! – снова перебил Ингольва Гуннар, не желая слушать дальше о таких страшных вещах. – Ты помнишь Фрейгейра Булгарского?

– Кто он такой, что я должен его помнить?

– Он был торговым гостем, он часто ходил в Булгар и в другие страны по Восточному Пути и нажил там большое богатство. Я поначалу ходил с ним на его корабле. Он доверял мне. Почти двенадцать лет назад он зимовал в Альдейгье и заболел там. Он умирал и дал обет: отдать половину своего добра богам, если они помогут ему выздороветь. Он пролежал до самой весны, но все-таки выздоровел. Он разделил свое богатство на две части и половину отвез в святилище. Тогда в Альдейгье было святилище наших богов – Одина, Тора и Фрейра. Фрейгейр нагрузил лошадь золотом и серебром, были и монеты, и гривны, и обручья, и кубки, и чаши, и дорогое оружие, и конская сбруя в золоте. Он взял с собой двух человек – меня и своего раба-ирландца. Мы зарыли все под идолом Фрейра.

– Это святилище давно разрушено, – заметил Ингольв. Во время всего рассказа его лицо оставалось невозмутимо-безразличным, и Гуннар не мог догадаться, насколько его сага занимает Ингольва.

– Да, Вальдамар конунг приказал его разрушить. Потом над ним прошел пожар, теперь в том месте куча угля и все заросло бурьяном. Но сокровища Фрейгейра так и лежат. Если бы кто-то их нашел, об этом знала бы каждая собака во всех виках вокруг Восточного моря.

– Так это сокровища Фрейгейра, отданные богам. А вовсе не твои.

– Послушай меня! Фрейгейр умер прошлой зимой в Рерике. Я сам завязал ему башмаки Хель. У него не осталось родни, а товары и стоимость корабля поделили его товарищи по последней поездке. А тот раб-ирландец умер еще лет шесть назад. Никто, кроме меня, не знает про эти богаства. А ведь люди говорят: мало проку от сокровища, зарытого в землю.

– Оно принадлежит богам. Или ты принял новую веру?

Ингольв повернулся и посмотрел на Гуннара, в глазах его впервые что-то блеснуло. Чтобы служить новгородскому посаднику, ему вместе с дружиной пришлось креститься, но все знали, что в душе он хранит верность древним богам.

– Если боги не смогли защитить себя и позволили сбросить своих идолов в реку, а святилище разрушить, то им не очень-то нужны эти богатства! – отмахнулся Гуннар, не отвечая на последний вопрос. – Теперь они будут принадлежать тем, кто сумеет их взять.

– Не эти ли сокровища заставили тебя бежать из Альдейгьи?

Лицо Гуннара ожесточилось, он даже зубами скрипнул от досадного воспоминания.

– Это так, – сознался он. – Один из финнов… Сын старшего в этом финском роду застал меня возле святилища. Я не был дружен с этими финнами – им не нравится мой товар, и они так скупы… Да сожрет их Нидхегг! Он поднял шум, сбежался народ… Я едва избежал палок. И этого я не прощу им, пока жив, клянусь молотом Тора!

– Значит, финны знают о сокровище? Тогда на что ты надеешься?

– Никто не знает, я же говорю тебе! Они помешали мне только по злобе.