Завел себе барку с домом, и все мы без конца гостили на этой барке, и все мы притворялись, будто это нам страшно нравится. Ему уже виделось, как он весь остаток жизни проведет в доме на воде, только ведь не успеет мистер Тоуд чем-либо увлечься, как уже остывает и берется за что-нибудь следующее.
— И при всем том хороший парень, — заметил дядюшка Выдра задумчиво. — Но никакой устойчивости… особенно на воде.
С того местечка за островком, где они расположились, было видно основное русло реки, и как раз в это время в поле зрения внезапно вплыла спортивная двойка. Гребец, невысокий, толстенький, изо всех сил греб, сильно раскачивая лодку и поднимая тучи брызг, и видно было, что он очень старается. Дядюшка Рэт встал и окликнул его, приглашая присоединиться к обществу, но мистер Тоуд — потому что это был он — помотал головой и с прежним старанием принялся за дело.
— Он опрокинется ровно через минуту, — заметил дядюшка Рэт, снова усаживаясь на место.
— Это уж непременно, — хихикнул дядюшка Выдра. — А я вам никогда не рассказывал интересную историю, которая называется «Мистер Тоуд и сторож при шлюзе»? Вот как это было…
Сбившаяся с пути франтоватая мушка-веснянка крутилась как-то неопределенно, летая над водой то вдоль, то поперек течения, видно опьяненная весной. И вдруг посреди реки возник водоворот, послышалось — плюх! — и мушка исчезла. И дядюшка Выдра, между прочим, тоже. Крот оглянулся. Голос дядюшки еще звенел у него в ушах, а между тем место на травке, где он только что сидел развалясь, было решительно никем не занято. И вообще, гляди хоть до самого горизонта, ни единой выдры не увидишь.
Но вот на поверхности воды снова возник ряд движущихся пузырьков. Дядюшка Рэт мурлыкал какой-то мотивчик, а Кроту вспомнилось, что, по звериному обычаю, запрещено обсуждать неожиданное исчезновение товарища, куда бы он ни девался и по какой причине или даже вовсе без всяких причин.
— Ну так, — сказал дядюшка Рэт, — я думаю, нам уже пора собираться. Как вам кажется, кому из нас лучше упаковывать корзинку? — Он говорил так, что было ясно: ему самому с этим возиться неохота.
— Позволь, позволь мне! — выпалил Крот.
И дядюшка Рэт, конечно, позволил.
Но укладывать корзинку оказалось вовсе не так приятно, как распаковывать.
Это обычно так и бывает. Но Крот сегодня был расположен всему радоваться. Поэтому он справился с делом без особого раздражения. Хотя когда он уже все сложил и крепко стянул корзинку ремнями, то увидел тарелку, которая уставилась на него из травы. А потом, когда положение было исправлено, дядюшка Рэт обратил его внимание на вилку, которая, между прочим, лежала на самом виду. Но этим дело не кончилось, потому что обнаружилась еще и банка с горчицей, на которой Крот сидел, сам того не замечая.
Предвечернее солнце стало понемногу садиться. Дядюшка Рэт не спеша греб к дому, находясь в мечтательном расположении духа, бормоча себе под нос обрывки стихов и не очень-то обращая внимание на Крота.
А Крот был весь полон едой, удовольствием и гордостью и чувствовал себя в лодке как дома (так ему, во всяком случае, казалось), а кроме того, на него мало-помалу стало находить какое-то беспокойство, и вдруг он сказал:
— Рэтти, пожалуйста, позволь теперь мне погрести.
Дядюшка Рэт улыбнулся и покачал головой:
— Погоди, еще не пора. Сначала я должен дать тебе несколько уроков. Это вовсе не так просто, как тебе кажется.
Крот минутку-другую посидел спокойно. Но чем дальше, тем больше он завидовал своему другу, который так ловко, так легко гнал лодку по воде, и гордыня стала ему нашептывать, что он мог бы и сам грести ни капельки не хуже. И он вскочил и ухватился за весла так неожиданно, что дядюшка Рэт, который глядел куда-то вдаль и продолжал бормотать стихи, от неожиданности полетел со скамьи так, что ноги его оказались в воздухе, а торжествующий Крот водрузился на его место. |