|
Дядюшка Рэт рассказывал о запрудах и неожиданных наводнениях, о страшной зубастой щуке, о пароходах, которые швыряются опасными твердыми бутылками или кто-то швыряет с них, а может, и они сами, кто же их знает, о цаплях и о том, какие они гордячки, не со всяким станут разговаривать, о приключениях у плотины, о ночной рыбалке, в которой обычно принимает участие дядюшка Выдра, и о далеких экскурсиях с Барсуком. Они весело вдвоем поужинали, но вскоре заботливому хозяину пришлось проводить сонного Крота наверх, в лучшую спальню, где тот сразу же положил голову на подушку и спокойно заснул, слыша сквозь сон, как его ново-обретенный друг Река тихонечко постукивает в окно.
Этот день был только первым в ряду таких же дней, и каждый из них был интереснее предыдущего, а лето тем временем разгоралось, созревало, продвигалось все вперед и вперед. Крот научился плавать и грести, полюбил проточную воду и, приникая ухом к тростниковым стеблям, умел подслушивать, что им все время нашептывает и нашептывает ветер.
II НА ШИРОКОЙ ДОРОГЕ
— Рэтти, — сказал Крот однажды ясным летним утром, — я хочу тебя о чем-то попросить, можно? Дядюшка Рэт сидел на берегу реки и напевал песенку. Он только что ее сам сочинил, и она, надо сказать, очень ему нравилась. Он не обращал внимания ни на Крота, ни на кого бы то ни было вообще. Он с раннего утра досыта наплавался в реке вместе со своими друзьями утками. Когда вдруг утки неожиданно становились в воде вниз головой, как это свойственно уткам, он тут же нырял и щекотал им шейки, как раз в том месте, где мог оказаться подбородок, если бы он у них был, до тех пор щекотал, пока им не приходилось торопливо выныривать на поверхность. Они выныривали, разбрызгивая воду, сердясь и топорща свои перышки, потому что невозможно сказать все, что ты о ком-то думаешь, когда у тебя голова под водой. Под конец они уже просто взмолились и попросили его заняться своими собственными делами и оставить их в покое. Ну вот, дядюшка Рэт и отстал от них, и уселся на бережку на солнышке, и сочинил про них песенку, которую он назвал
УТИНЫЕ ПРИПЕВКИ
В тихой, сонной заводи — Гляньте, просто смех! — Наши утки плавают Хвостиками вверх.
Белых хвостиков — не счесть, Желтых лапок — вдвое. Где же клювы? Тоже есть, Но только под водою!
— Там, где заросли густы, Где шустрят плотвички, Мы всегда запас еды Держим по привычке.
То, что любишь, делай ты, Мы же в свой черед Любим вверх держать хвосты, А клюв — наоборот.
С криком кружатся стрижи В небе без помех, Мы ныряем от души Хвостиками вверх!
— Мне что-то не очень, Рэтти, — заметил Крот осторожно. Сам он не был поэтом, стихи ему были как-то безразличны, он этого не скрывал и говорил всегда искренне. — И уткам тоже не очень, — бодро заметил дядюшка Рэт. — Они говорят: «И почему это нельзя оставить других в покое, чтобы они делали как хотят, что хотят и когда хотят, а надо вместо того рассиживать на берегах, и отпускать всякие там замечания, и сочинять про них разные стишки, и все такое прочее? Это довольно-таки глупо». Вот что говорят утки. — Так оно и есть, так оно и есть! — горячо поддержал уток Крот. — Вот как раз и нет! — возмутился дядюшка Рэт. — Ну, нет так нет, — примирительно отозвался Крот. — Я вот о чем хотел тебя попросить: не сходим ли мы с тобою в Тоуд-Холл? Я столько слышал: «Жаба — мистер Тоуд — то, да мистер Тоуд — се», а до сих пор с ним не познакомился. |
