Подбородок переходил в сильную шею. Особое внимание привлекали к себе глаза, большие, цвета меда, и густой хохолок перьев, растущих на лбу, облегающий голову до шеи. Частично он предназначался для аэродинамических целей, частично использовался как шлем на тонком черепе.

Вперед туловище имело две руки. Ни по размеру, ни по форме они не походили на руки небольшого человека. Они были лишены перьевого покрова, кожа их была или темно-желтой, как у Феруна, или коричневой, или черной, как у остальных итриан. Но непохожими на человеческие их делали не руки целиком, а ладони. Каждая ладонь имела по два пальца по краям и еще по три между ними, каждый палец имел на один сустав больше, чем эквивалентный ему палец землянина, и ноготь, который точнее было бы назвать когтем, а на внутренней поверхности кистей росли небольшие дополнительные когти. Ладони казались слишком большими для этих рук, а мускулы на них играли и вились. То были настоящие хватательные инструменты, помощники зубов. Тело оканчивалось удивительной формы хвостом из перьев, достаточно твердым, чтобы в случае надобности поддержать тело.

Сейчас огромные крылья были сложены и опущены вниз, исполняя роль ног. В средней части каждого выступало вогнутое «колено». В период борьбы эти кости могли смыкаться вместе. В воздухе они охватывали крылья кольцами, укрепляя их и прибавляя им чувствительности. Три остальных пальца, оставшиеся этим особям в наследство от предков орнитоперов, были спаяны воедино, образовав выступающую сзади более чем на метр кость. Первая ее половина была сверху покрыта перьями, ее кожа была белой и загрубевшей. Кость эта тоже являла собой хорошую опору при отдыхе.

Ферун был особью мужского пола, его гребень выступал выше, чем у женских особей, а хвост был белый с серыми полосками. У женских же особей он бывал черным и блестящим.

Горловой звук вернул Холма к действительности.

— Ты так смотришь?

— О, прости! — Для уроженца этой расы подобное поведение было более грубым, чем для человека. — Мои мысли блуждали далеко.

— Где же? — Спросил Ферун своим обычным голосом.

— М-м-м. Да ничего особенного. Я начинаю думать о том, что мой род действительно не играет большой роли для Доминиона. Может быть, нам следует найти нечто более связанное с итрианским стилем и постараться сделать из этого все что можно.

Ферун издал вибрирующий звук и шевельнул несколькими перьями. Это сочетание не имело точного эквивалента на англике, но приблизительно могло быть переведено так: «Вам подобные не являются единственными неитрианами, находящимися под нашей гегемонией. Но только вы обладаете современной технологией». Планх не был таким уж лаконичным, каким представляют его звуковые выражения.

— Н-нет! — Пробормотал Холм. — Но мы. В Империи мы — лидеры! Конечно, Великая Земля включает несколько миров и колоний негуманоидов, и множество индивидуумов из различных мест получили земное гражданство, все это так. Но большинство ключевых постов занято именно людьми, а не представителями какой-либо иной расы. — Он вздохнул и посмотрел на кончик своей сигареты. — Здесь, в Доминионе, что представляет собой человек? Горсточка на уединенном шарике! О, мы трудимся, мы хорошо себя проявляем, но факт остается фактом: мы не являемся таким уж значительным меньшинством в великом созвездии меньшинств.

— Ты об этом сожалеешь? — Мягко спросил Ферун.

— Я? Нет-нет! Этим я только хотел сказать, что Доминион располагает слишком ничтожным количеством людей, чтобы можно было все объяснить и организовать флот по земному типу. Мы приспособились к вам лучше, чем вы — к нам. И это неизбежный процесс!

— Я вижу тоску в твоем голосе и вижу ее в твоих глазах, — сказал Ферун, и голос его прозвучал мягче, чем он этого хотел.