Фредерик Форсайт. Ветеран
Посвящается Сэнди, которая вот уже долгие годы мирится с моим существованием рядом.
День первый – вторник
Видел все это владелец маленького дежурного продовольственного магазина на углу. Во всяком случае, так он утверждал.
Он находился в магазине, но стоял рядом с витриной, перекладывал в ней товары, чтоб смотрелись лучше, и вдруг заметил на той стороне улицы мужчину. Мужчину ничем не примечательного, и, если бы тот не прихрамывал, хозяин магазина вообще не обратил бы на него внимания. Позже он уверял, что больше никого на улице в тот момент не было.
День выдался жаркий и душный, небо сплошь затягивали серые низко нависшие тучи, просто дышать было нечем. А магазинчик, носивший высокопарное и самонадеянное название «Путь в рай», располагался в самом сердце довольно непрезентабельного, сплошь изрисованного граффити и кишевшего правонарушителями жилого района, только портившего пейзаж между Лейтоном, Эдмонтоном, Долстоном и Тоттнемом.
Когда тридцать лет тому назад состоялась грандиозная церемония его открытия, район Мидоудин Гроув называли перспективным и малобюджетным участком застройки под дома для рабочего класса. Но уже само название выдавало обман. Ибо со средних веков здесь не было и в помине ни луга, ни узкой лесистой долины, ни уж тем более рощицы.[1] Больше всего эти унылые ряды серых домов напоминали ГУЛАГ, отстроенный по заказу районного муниципального совета (не хватало только красного флага мирового коммунизма над зданием ратуши). Спроектирован он был архитекторами, которые сами предпочитали селиться в уютных, увитых плющом коттеджах где‑нибудь за городом.
Мидоудин Гроув приходил в упадок, катился вниз с непостижимой скоростью, быстрее, чем участники гонки Тур де Франс спускаются с Пиренеев. Уже к 1996 году лабиринты улочек, переулков и проходов, связывающих между собой мрачные жилые кварталы, покрывал толстый и скользкий от мочи слой грязи. И оживал этот район лишь по ночам, когда на улицы выходили банды местных юнцов, безработных и прочих типов, не подлежащих приему на какую бы то ни было работу. Именно они являлись истинными владельцами здешних мест, именно им толкали наркотики здешние сбытчики запрещенного зелья.
Пенсионеры из рабочего класса из кожи вон лезли, чтоб сохранить презентабельность, отчаянно цеплялись за устаревшие нравственные понятия, за утешительную определенность, сопровождавшую их молодые годы. И жили, забаррикадировавшись за дверьми своих квартир, боялись вечерами и нос высунуть на улицу, туда, где шастали все эти волчьи стаи.
Между домами – каждый являл собой унылую семиэтажку из бетонных блоков, двери квартир выходили в узкий и длинный коридор с загаженной лестницей в конце – виднелось подобие того, что некогда было зеленой травой. Узкие проулки загромождали брошенные и проржавевшие автомобили, «раздетые» до основания, мешающие пройти к площадкам, предназначенным для игр и отдыха, а также к магазину под названием «Путь в рай».
От былой его презентабельности не осталось и следа, зато это был единственный магазин в округе, поскольку все остальные магазинчики и лавки позакрывались. Владельцы их совсем изнемогли в неравной борьбе с мелким воровством, налетами, битьем витрин и всяческими проявлениями расовой нетерпимости. И витрины их теперь были или заколочены досками, или закрыты железными ставнями, и лишь немногие оставшиеся на плаву пытались защититься с помощью металлической сетки и прочих нехитрых приспособлений.
Итак, Виджей Патель был на своем посту, стоял возле витрины в лавке на углу. Еще десятилетним мальчиком приехал он в Англию из Уганды, спасаясь от жестокого режима Айди Амина. Он был страшно благодарен за то, что его приняли. Он все еще любил эту страну, ставшую его новым домом, уважал ее законы, старался быть честным и порядочным гражданином, хотя и его порой просто ставила в тупик столь характерная для девяностых деградация нравственных основ. |