Он не решался ложиться спать в роскошной постели Владыки Моррон, в которой, казалось, могло расположиться на ночлег всё уцелевшее Воинство Иглы. Чаще всего он усаживался в кресле перед камином и засыпал. Просыпался от холода и оттого, что чудовищно затекала шея. Вся мебель в Замке была каменной.

Замок продолжал жить своей жизнью. Зажигались и гасли канделябры и причудливой формы светильники; стол время от времени оказывался накрытым — правда, большей частью нетрудно было заметить, что кто–то только что окончил трапезу. Выбирать не приходилось: вода Океана была мертва, и на десятки миль вокруг не было ни единого живого существа. Оставалось надеяться, что нежданное гостеприимство не прекратится.

Двойник приближался, а Норруана не было.

Гость отважился спуститься в подземелья. Более трёх часов блуждал по скупо освещённым ветвящимся переходам; дважды на него нападали огромные, величиной с хорошую собаку, крысы. Если бы не неведомо откуда взявшийся талант фехтовальщика…

Следующий подземный этаж был полон движущихся стен и ловушек. Самым страшным был лабиринт, занимавший большую часть этажа. Состоявший из множества одинаковых квадратных ячеек, с узкими дверями в каждой из стен и множеством отверстий в полу. Проклятое изобретение включилось, едва Гость имел неосторожность сделать шаг. Каждые пять–шесть секунд открывалась одна из дверей, а ещё через две–три секунды острые металлические штыри поднимались из отверстий в полу — на целый фут, не ниже. Первые два раза Гость уцелел случайно; затем догадался, что надо стоять, прислонившись спиной к одной из дверей, чтобы иметь возможность выскользнуть из ячейки прежде, чем его нанижут на штыри, словно жука на булавку.

Так прошло, вероятно, несколько часов. В конце концов, Гость каким–то чудом оказался у лестницы наверх и поспешил убраться, в относительную безопасность наземного Замка. Кем бы он ни считал себя, Замок не повиновался его приказаниям. У Замка уже был хозяин и оставалось терпеливо ждать его возвращения.

Выбор был невелик. Все комнаты, кроме спальни и кабинета, были недоступны — запертые двери оказались отличным препятствием; кроме того, Гость подозревал, что Замку не очень–то понравится, если он вздумает пробиваться сквозь преграды силой.

Время от времени ему слышались чьи–то приглушённые голоса в обеденном зале, но всякий раз, когда он спускался туда, зал неизменно оказывался пуст.

К изумлению Норруана, табличка на двери, в которой обитал старик, оказалась пустой. Гладко отполированная золотая пластинка, без украшений, без каких–либо знаков.

На самом деле, Норруана всё это не очень заботило. Ему никогда не приходило в голову, что может случиться после смерти, но всегда казалось, что заботиться об этом бессмысленно. Это безразличие, наложившись на осознание того, что у него нет очевидного способа повлиять на свою участь, походило на сон. Вот–вот казалось, что он проснётся — у себя, в Замке, в Зивире, застывшем в момент падения ветхой крепости. Иного сравнения на ум не приходило.

Норруан постучал. Осторожно.

— Входите, — послышался жизнерадостный голос с той стороны.

Жилище старика выглядело под стать его виду. Крохотная комнатка, с окнами в стенах по обе стороны от двери. Пейзаж за этими окнами не радовал глаза. Пустыня. Жёлтые дюны, серое небо, и непрерывно льющийся зной. Ветхие шторы служили менее чем условным препятствием слепящим лучам.

Несомненно, всё это находилось внутри хижины, которую милосерднее было бы снести, нежели чинить. За грубо сколоченным столом сидел сам безымянный старик и ещё один человек, — видимо, тот самый Юарон. Выглядел он сродни давешнему музыканту — строгий чёрный костюм, совершенно неуместный в столь убогой обстановке, аккуратная причёска, доброжелательное лицо. Вряд ли ему было больше сорока.

— А, вот и он, — радостно воскликнул старик.