После того как со вставными историями было покончено, я все еще продолжал писать. И писать, и писать… Книга оказалась вдвое длинней, чем я думал. Сюжет, который писал вроде бы я, крутился и извивался, а я потихоньку начинал понимать, что это вовсе никакой не сюжет. Я писал и писал книгу, ставил одно слово после другого, пока не приблизился к общему количеству в двести тысяч.

В один прекрасный день я поднял голову, и на улице оказался январь 2001 года. Я сидел в древнем и пустом доме в Ирландии, у торфяного камина, на который царившему в комнате холоду было решительно наплевать. Я сохранил текст в компьютере и понял, что только что закончил писать книгу.

Я задумался, что же я узнал за это время, и вспомнил, что сказал мне за полгода до этого Джин Вулф:

«Ты никогда не узнаешь, как написать роман. Ты просто узнаешь, как писать роман, который ты сейчас пишешь».

Так вот, шестеро писателей, отказавшихся от участия в гала, поступили так потому, что среди вручаемых в тот вечер наград была премия за храбрость оставшимся в живых сотрудникам «Шарли Эбдо». За то, что им хватило отваги продолжать выпускать журнал после зажигательных бомб 2011 года и убийств 2015-го. И шестеро писателей не пожелали присутствовать при том, как «Шарли Эбдо» будет получать эту награду.

Меня тоже спросили, соглашусь ли я быть хозяином столика. Я сказал: «А то!» И Арт Шпигельман тоже. И график Элисон Бехдель.

Я поделился этим с женой.

– Ты все делаешь правильно, – сказала она.

И добавила:

– А пуленепробиваемый жилет наденешь?

– Нет. Думаю, с охраной в Музее естественной истории будет все в порядке.

– Да, но тебе все равно не помешает пуленепробиваемый жилет. Не забывай, я беременна, – заметила она на тот случай, если я вдруг забыл. – А ребенку отец нужнее, чем мученик за идею.

Вечером перед приемом мне позвонила сокрушенная Кристин, моя ассистентка.

– Было бы у меня чуть побольше времени, – сказала она, – я бы тебе достала сшитый по мерке пуленепробиваемый жилет, какой президент носит под рубашкой. Но в такие сроки удалось раздобыть только обычный полицейский, да и то на пару размеров больше. Его придется надевать прямо на фрак.

Я взвесил варианты. На одной чаше – гипотетическая смерть от пули. На другой – гарантированно идиотское положение.

– Да ладно тебе, – сказал я. – Со мной все будет в порядке.

Я надел галстук-бабочку. Арт Шпигельман – галстук с картинками из своего комикса «Нэнси», чтобы показать, что он – художник. На прием мы поехали на метро. Ну, и приехали. Вот он, музей: полиция на улицах, на лестнице, всюду телевизионщики – по большей части французские. Ни на ком никаких пуленепробиваемых жилетов. Есть, правда, рамка металлодетектора, и мы проходим через нее по одному: писатели, официальные лица, гости – все.

Пока мы едим, над нами парит голубой кит из стекловолокна, в натуральную величину. Если бы террористы вели себя, как в кино, они бы уже начинили его взрывчаткой, чтобы в третьем акте у кита на спине разыгралась волнующая битва между героем (из наших) и теми, кто пытается все-таки взорвать эту чертову бомбу. И если такого кита разнесет вдребезги, понимаю я, даже полицейский жилет (на два размера больше) поверх фрака меня все равно не спасет.