Он хотел есть. В человеческом облике я загнал себя до предела, стремясь поскорее добраться до Тенгри-Хан, и теперь организм отчаянно требовал хоть немного пищи и влаги. Приходилось уступать и позволять соколу охотиться по дороге.

А иначе он, чего доброго, повернет назад, чтобы выковырять что-нибудь вкусненькое из-под камней гор…

Ладно, будь по-твоему.

Я расслабился и полностью передал «штурвал» птице, довольствуясь лишь корректировкой курса. В конце концов, пернатый куда лучше меня знает, как поскорее добраться туда, где трава еще не погибла под песком. Через непродолжительное время мы, кажется, привыкли друг к другу и научились неплохо разделять сознание. Он рулил и кормился на ходу, а я — просто слушал свист ветра в ушах и прокручивал в голове ускользающие образы.

Далекий город. Молодого воина с круглым щитом. И еще одного — высокого и худого, с луком за плечами. Девушку с волосами, похожими на пламя. И вторую — маленькую, с толстой русой косой. Она ждет меня — но еще больше ждет другая. Совсем далекая, скрытая от этого мира… Туда мне не добраться — даже в сильном и быстром теле сокола.

Я мог бы поспешить к ней… но еще не время.

Я вспомнил смуглого мужчину с бородкой и усталыми глазами. И сразу — так похожего на него мальчишку с лицом взрослого человека. Худого, измученного, но несгибаемо-упрямого, будто где-то глубоко внутри его горело пламя, подобное тому, что сгубило отца…

Он ждет меня.

И я летел дальше, подгоняемый горячим южным ветром. Даже когда начало уставать соколиное тело. Даже когда песок далеко внизу сменился травой. Сначала сухой и пожухлой, а потом зеленой от затянувшегося последнего лета. И только когда вдалеке показались островерхие шатры и юрты, я позволил измученным крыльям отдохнуть и уже не спеша парил над стойбищем. Оно стало куда меньше — похоже, не все здесь верили, что великий хан вернется, чтобы отвести свой народ туда, где не придется страдать от голода и жажды и вздрагивать по ночам, услышав шелест песка за тонкой стенкой из лошадиной кожи.

Но юный хан исполнил то, что велел отец.

Я опустился на примятую траву у его шатра — и тут же заковылял вперед на когтистых лапах, снова привыкая к земле.

— Кто ты — злой дух, или вестник Великого Неба? — Темуджин шагнул мне навстречу. — Зачем ты пришел?

Вряд ли он мог узнать меня в облике сокола — но то, что перед ним не простая птица, явно почувствовал. Я ощутил касание его дара — неуклюжее, но требовательное. Темуджин без труда пробился сквозь сознание сокола к человеческому, и я ответил ему уже в истинном облике.

— Приветствую тебя, великий хан. — Я склонил голову. — Я не враг тебе, хоть и принес дурные вести.

Все вокруг — и женщины, и воины, и даже бронированные кешиктены поспешно пятились — едва ли кому-то из них приходилось видеть, как спустившаяся с небес птица превращалась в человека. Но Темуджин даже не моргнул, когда я вырос над ним из маленького соколиного тела и заговорил — только сложил руки на груди и нахмурился…

Совсем как Есугей.

— Ты назвал меня великим ханом, Антор-багатур, друг моего отца и мой друг. — В глазах Темуджина на мгновение мелькнула тоска. — Скажи… как умер мой отец?

— Его забрал оживший огонь, что вышел из скал Тенгри-Хан, — ответил я. — Есугей погиб, как истинный воин духа, встав между мной и теми, кому нет имени ни в одном из языков. Его ждут бесконечная степь и Великое Небо.

— Но почему же вышло так, что мой отец отправился к предкам, а ты жив? Или ты сбежал, бросив его умирать?

— Нет, великий хан. — Я покосился на недоверчиво разглядывающих меня кешиктенов.