Результаты деятельности Эбенштейна были очень удачны. Оставалось только подписать контракты в Париж и Лондон, дела шли великолепно или, как он выражался, «полным ходом».
Когда Жан просмотрел и подписал контракты, Эбенштейн заказал коньяку.
– Одним словом, ваше будущее в ваших руках, – проговорил он, глядя на солнечные лучи через монокль. – У вас все впереди. Вы молоды, женаты на женщине, которая сама по себе представляет капитал, и пользуетесь успехом. Все теперь зависит от вас. Вы далеко пойдете.
Жан покраснел от удовольствия.
– Мне бы хотелось, чтобы концерт был сегодня! – воскликнул он.
В эту минуту к их столику подошли трое мужчин и обменялись поклонами с Эбенштейном. Он назвал Жану их фамилии: Бебель, Фриц Либенкрон и Розенберг.
– А это наш великий маэстро мсье Виктуар, господа, – закончил он с жаром.
Все трое оказались авторитетами в музыкальном мире, хотя Жан никогда раньше о них не слышал. В то время как они все вместе весело разговаривали и пили, Жан вдруг заметил вдали Ирэн. Она искала его. Он вскочил и помахал ей рукой. Увидев его, она улыбнулась и направилась в его сторону, пробираясь между столиками. Не доходя до них, она остановилась и позвала его жестом. Подойдя к ней, он сказал:
– Идем, дорогая, здесь еще три таких же толстяка, как Эбенштейн.
– Мне не очень хочется знакомиться с толстяками вроде Эбенштейна.
– Пойдем, пожалуйста, Ирэн. Ты никогда не хочешь сделать того, о чем я тебя прошу.
Она подошла к столику и была очаровательно любезна с толстяками, которым Эбенштейн успел шепнуть магические слова: «графиня фон Клеве».
Жан пожал ей руку и улыбнулся. Она решила, что всегда должна быть любезна с людьми, которые помогают ему или могут помочь, но в то же время ей не нравилась среда, в которой она вращалась. Она не была знакома с этим обществом, и это было ей неприятно. Все эти люди казались ей или ограниченными, или слишком фамильярными; в их присутствии ей всегда было как-то не по себе. Она очень обрадовалась, когда, наконец, Эбенштейн и его друзья откланялись и они остались с Жаном вдвоем.
– Ну, как твои дела, милый? – спросила она. Он весело ответил:
– Превосходно, я подписал контракты в Париж и Лондон.
– Но ведь мы сначала поедем домой?
– О, да. В нашем распоряжении пять месяцев. На это время мы можем приткнуться куда-нибудь.
– Как ты нехорошо говоришь о нашем доме!
– Знаешь что, пойдем сегодня вечером куда-нибудь? Лучше всего в какой-нибудь мюзик-холл, так как я недостаточно понимаю по-немецки, чтобы смотреть пьесу. Хочешь, пойдем в Винтергартен?
– Но разве ты не устал, не хочешь посидеть дома? Ей хотелось спросить: «Разве ты не хочешь побыть со мной?»
Жан засмеялся.
– Я ни капельки не устал. Посмотрим, как здесь веселятся. За последнее время мы не очень-то веселились. Я очень прошу тебя надеть какое-нибудь шикарное платье, чтобы красиво выглядеть. Хорошо?
К обеду Ирэн надела одно из шикарных платьев. Жан вышел за папиросами. Он довольно долго не возвращался. Он вошел в тот момент, когда она была готова.
– Угадай, кого я встретил.
Ирэн круто повернулась:
– Эльгу Гаммерштейн?
– Да, представь себе. Они остановились в «Атлантике». Мне это сказал Эбенштейн. Я их случайно встретил и сказал, что мы собираемся вечером в «Винтергартен». Они, вероятно, тоже туда придут.
Он вышел в свою комнату переодеться.
За обедом он все время говорил о Гаммерштейнах. Ирэн слушала молча. По дороге он сказал ей, что ему очень нравится ее платье. Ей пришла вдруг в голову дикая мысль спросить: «Больше, чем платье Эльги?» Эта мысль ей показалась смешной, но все же она страдала. |