Изменить размер шрифта - +
Каста, к которой они принадлежали, была ниже «менеджерской», зато они гордились своей универсальностью. Трэю с рождения готовили к работе в группе психотерапевтов, ученых и врачей, чьей единственной задачей было взаимодействие с выжившими, которых подбирали в экваторианской пустыне. В качестве «терапевта-связного», приставленного лично ко мне (и знавшего ровно столько, сколько можно было извлечь из метрик — имя и дату рождения, а также то обстоятельство, что я исчез в Арке Времени) она должна была владеть разговорным английским, который был в употреблении еще десять столетий назад.

Язык она выучила благодаря Сети. Но Сеть дала ей гораздо больше словаря, целую вторую личность — набор имплантированных воспоминаний, синтезированных из документов двадцать первого века и передаваемых из интерактивного узла, подключенного к ее спинному мозгу сразу после рождения. Она называла свою вторую личность «имперсональной» — не просто внедренным в нее лексиконом, а целой жизнью, с соответствующим контекстом мест и людей, мыслей и чувств.

Основным материалом для создания этой имперсональной личности послужила женщина по имени Эллисон Пирл, родившаяся в Шамплейне, штат Нью-Йорк, вскоре после конца Спина. Дневник Эллисон сохранился в качестве исторического документа, и Сеть синтезировала из записей этого дневника имперсону для Трэи.

— Когда мне нужно какое-то английское слово, я беру его у Эллисон. Она обожала слова и любила их записывать. Скажем, слово «апельсин». Это фрукт, которого я никогда не пробовала и даже не видела, а Эллисон любила апельсины. От нее я получила слово и понятие — нечто округлое и яркое, апельсинового цвета, вот только вкус его мне неизвестен… Но подобные воспоминания опасны. Их приходится держать под контролем. Без нейронных сдержек Сети личность Эллисон начинает давать метастазы. Место моих собственных воспоминаний занимает ее память. Это… сбивает меня с толку. Дальше будет только хуже. Препараты помогают, но только на время…

Трэя много чего наговорила. То, что я понимал, звучало как будто убедительно. Я ей верил, поскольку голос ее звучал очень по-американски, речь была расцвечена выражениями прямиком из дневника Эллисон Пирл — больше им неоткуда было взяться. Получили объяснение и песенка, которую она безотчетно напевала, и ее приступы рассеянности, и то, как она застывала, уставившись в пространство и наклонив голову, словно прислушиваясь к голосу, которого я не мог слышать.

— Знаю, эти воспоминания ненастоящие, это созданная Сетью комбинация фактов давних времен, но даже от одного разговора о них появляется странное чувство, как будто…

— Как будто что?

Она обернулась и впилась в меня взглядом. Наверное, только сейчас спохватилась, что разговаривала вслух. Зря я ее перебил.

— Как будто я нездешняя. Как будто все это — какое- то невероятное будущее. — С досады она топнула ногой по мокрой земле. — Как будто я здесь чужая. Как ты.

 

Перед закатом солнца мы подошли к краю острова. Именно к краю, а не к берегу. Здесь становилась очевидной искусственность этой суши. Оставив позади лес, мы вышли на поляну и приблизились к каменному обрыву. Голая скала уходила вертикально вниз на добрые пятьсот футов. Недалеко, всего в миле от нас, начинался следующий остров архипелага Вокс.

— Жаль, моста нет, — сказал я.

— Мост есть, — возразила Трэя. — Подобие моста. Отсюда он должен быть виден.

Она плюхнулась на живот, подползла к самому краю скалы и поманила меня. Я не очень боюсь высоты, — недаром авиация была в прошлой жизни моей профессией, — но свешивать голову с вертикального уступа даже для меня было не самым приятным делом.

— Там внизу, — показала пальцем Трэя.

Быстрый переход