Белякович не просто ставил спектакль — он старался погрузить своих артистов, насколько это было возможно, в атмосферу жизни и творчества Чехова: водил их на экскурсии по любимым местам писателя в Москве, вывозил в Мелихово, в Дом-музей А. П. Чехова в Ялте, где можно было насладиться прогулкой по посаженному Антоном Павловичем уникальному саду, послушать шум моря, ощутить всей кожей атмосферу курортного города, в котором происходили те или иные события чеховских произведений. Это был своего рода мастер-класс. Все вместе они впитывали дух жизни писателя и его творчество, читая подряд тома собрания сочинений, обмениваясь впечатлениями…

Виктор Авилов играл в «Старых грехах», как и многие другие, несколько ролей. Они были ярко комедийными, с перехлестами, щедрой импровизацией, но в большинстве этих юмористических персонажей уже сквозила характерная для Авилова более позднего времени грустинка о судьбе этих людей — таких нелепых, жалких. И не по своей вине. По крайней мере, отнюдь не всегда по своей вине — ведь жизнь сложна и жестока, не у каждого достанет сил противостоять ей… Некоторые его персонажи из этого старого спектакля помнятся по сей день той щемящей нотой, которую он, может быть и чисто интуитивно, в них, в их судьбах расслышал и — запечатлел для нас, зрителей… Таким был, в частности, Альфонс Шампунь из рассказа «На чужбине».

Вряд ли стоит напоминать содержание этого широко известного рассказа о помещике, от скуки полюбившем за трапезой поносить французов, и его, фактически, приживале, который вынужден безропотно все сносить. Впрочем, он порой начинает роптать, вставая на защиту своих соотечественников и своей родины. Он смешон, карикатурен, этот Альфонс Шампунь, но отчего-то подкатывает ком к горлу — грех смеяться над маленьким, почти сжавшимся в комок человечком, в глазах которого — затравленность и тоска. Мука униженности, когда нельзя распрямиться, встать, высказать все, что думаешь, и уйти, гордо хлопнув дверью. Потому что некуда идти, совсем некуда…

Да, он был и жалок, и смешон, этот Альфонс Шампунь, худой, долговязый, нелепый, но порой в его взгляде из-под длинной рыжей челки вспыхивал такой огонь презрения и ненависти к своему мучителю, что, казалось, вот-вот он выпрямится и… И гас огонь от бессилия, от покорности недоброй судьбе, забросившей Шампуня так далеко «от берегов Отчизны дальней», что и не добраться уже туда никогда. Никогда…

Рассуждая об этой роли Авилова, Наталья Соколова справедливо писала: «Валерию Беляковичу этот актер обязан, по-видимому, дважды. Во-первых, тем, что в театре-студии были разработаны его способности актера комического и гротескного, рискованно-смелого в представлении. Во-вторых, тем, что Белякович угадал и помог развиться в нем дару перевоплощения и глубокого, на редкость заразительного переживания, его сильному природному темпераменту и тонкой интуиции.

За редчайшим исключением, драматические герои Авилова жаждут отдать себя. В бескорыстном стремлении к этому они способны поставить себя в комическое и нелепое положение, но любая подлость органически им чужда. Их отличает удивительная человечность. Сатирической жилки в актере Авилове нет: он почти всегда симпатизирует своим героям, проживая их сценическую жизнь с безоглядной самоотдачей и душевными затратами — как свою собственную».

Это был первый литературный опыт режиссера Валерия Беляковича и — можно без преувеличения сказать! — первый по-настоящему творческий опыт для его труппы. Диплом Белякович защитил с отличием, услышал от председателя комиссии, Евгения Рубеновича Симонова, очень дорогие слова: «Такого истинно чеховского спектакля в моей жизни еще не было…» Бесценные слова! — и не только для защитившегося с блеском режиссера, но и для его самодеятельного театра…

Итак, в репертуаре было уже два спектакля.