Пока дядя Коля заваривал кофе, Алексей продолжал разглядывать снимки и читал подписи под ними. «В бригаде Китаева». «Комсомольский десант в Западную Сибирь». «Дворец культуры «Нефтяник» — любимое детище В. И. Муравленко». «Планерка у нефтепровода». «Свадьба на Самотлоре». «Так начинался Нефтеюганск». «Ленинский субботник в Нижневартовске». «Три «кита» нефтегазового комплекса — Барсуков, Муравленко и Эрвье». «Первый приезд в Тюменскую область Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина». «Ветераны-нефтяники в Москве». «На Аганском месторождении». «Муравленко, космонавт Волынов, Щербина и Повх». «Байбаков и Муравленко». «Праздничная демонстрация в Сургуте». «На базе отдыха в Лебяжьем»… Много, очень много снимков, наверное, с полсотни будет. На некоторых из них, где-то на заднем плане или сбоку был запечатлен и Николай Александрович Чишинов — дядя Коля, совсем еще молодой, лет двадцати пяти — тридцати. Худова-тый, не то что сейчас, да и волос на голове побольше.
— Любуешься? — спросил Николай Александрович, внося в комнату поднос с чашками и кофейник.
— Изучаю, — ответил Алексей.
— Мне особенно нравится вот этот снимок, — сказал Чишинов, указывая на фотографию, где был изображен Виктор Иванович Муравленко, сидящий за широким, заваленным бумагами рабочим столом, почти нависая над ним, опираясь раскинутыми руками о столешницу. Взгляд глубокий, задумчиво-пытливый, волосы неприглаженные, жесткая складка у губ. И подпись: «Решать будем вместе…» — Многие фотографии прислали мне мои друзья, какие-то сам раздобыл, что-то сохранилось, — продолжил Николай Александрович.
— А семейные? — спросил Леша.
— Те — в альбоме. А здесь — моя молодость, зрелость, жизнь, работа.
— И главный кумир, — уточнил юный сосед.
— Главный образец для подражания, — поправил дядя Коля. — А на кого мне еще равняться, если я сам — нефтяник, бурильщик? Только на него. Других подобных величин в нашем деле нет и не было. Если бы, допустим, проводили парад нефтяников, то Виктор Иванович должен был бы по праву его принимать — на главной трибуне Мавзолея. Но это что! Сила его ума и обаяния была такая, что женщины-сотрудницы после комплиментов Виктора Ивановича… в шкаф входили.
— Как это? — не удержался от смеха Алексей.
— А так. В его кабинете в «Главтюменнефтегазе» рядом с дверью был встроенный в стену шкаф. Одного цвета с дверью. И ручка такая же. А Муравленко всегда женщине какой-нибудь комплимент скажет: и прическа у нее новая, и выглядит хорошо. Это, как правило, от чистого сердца, от души. А женщина раскраснеется, разволнуется и — вместо двери идет в шкаф. По ошибке. Постоянный секретарь и референт Виктора Ивановича — Галина Степановна Гаркавенко говорила, что такое происходило не раз. И смех, и конфуз, но было и такое! А фотографии эти — моя самая дорогая память… Пей кофе, остынет.
Они уселись перед выключенным телевизором. Часа через два по голубому экрану должны были забегать маленькие фигурки футболистов, ожить, начать радовать или огорчать миллионы людей по всему миру. Не оживут только те, кто был запечатлен на снимках за спиной Николая Александровича. И он, словно торопясь, боясь не успеть, опоздать куда-то, продолжил рассказывать:
— Все они — эти подвижники нефтяного дела — были людьми с мощной энергетикой. Вот что символично: и состояние души, и сама суть их работы — энергия. |