– И вот уже два  призрака вместе пьют чай, – завершает она.

– У мамочки вкусный чай, правда?

– Жорж, вы даже не представляете, насколько точно выразились: я действительно превратилась из женщины в призрак.

– Я совсем не это имел в виду. И не это хотел сказать.

– Чай и вправду чудесный. Ваша мама всю жизнь хорошо готовила?

– Всю жизнь. Мамочка ведь снова вышла замуж. Потом опять овдовела. Но продолжала готовить для себя одной.

– Вот здорово! В наши дни это большая редкость.

– О, ты даже представить себе не можешь! Она прямо с ума сходила по вкусной еде. Стояла у плиты с шести утра до девяти вечера. Так и провела весь свой век за стряпней. Тебе этого не понять…

– А мы обязательно должны быть на «ты»?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что меня это стесняет, – ответила Анна Хидден.

– Мы ведь всегда были на «ты».

– Меня это стесняет. Мне это неудобно.

– Но не можем же мы перейти на «вы»! Вот это было бы совсем уж неудобно. Анна-Элиана, ну что ты такое говоришь! Мы с тобой знакомы целую вечность. Вот что, встань-ка на минутку.

Он протянул ей руку, и они поднялись на второй этаж.

Оба замолчали.

Они вошли в спальню матери Жоржа. Анна Хидден испытала чувство неловкости от своего незваного вторжения. Посреди комнаты высилась кровать с медными шарами по углам. Покрывало было вышито вручную. Ей почудилось, будто тело Эвелины Роленже все еще покоится на этом ложе.

– Мамочка вышивала это покрывало целых шесть лет.

– Представляю себе. Очень красиво получилось.

– По-моему, безобразней некуда.

– Ты скучаешь по стряпне твоей матери?

– И да и нет. Тебе трудно понять. Это меня угнетало. По крайней мере, теперь я смогу похудеть.

Анна разглядывала трюмо черного дерева начала XX века.

Она уже не понимала, как и зачем очутилась в этой пыльной запущенной комнате, в незнакомом предместье, расположенном к югу от Парижа.

– Вот фотография, которую я хотел тебе показать.

– Да…

В массивную рамку красного дерева были втиснуты, частично заслоняя друг друга, шесть снимков – все классы начальной школы.

Анна присела на краешек постели, на покрывало, вышитое руками Эвелины Роленже.

На одном из этих старых фото она сидела рядом с сестрой Маргаритой. Ее волосы были заплетены в косички, толстые шерстяные носки доходили до коленок, а он стоял во втором ряду, одетый, как и она, в черную блузу. Только на голове у него был берет.

– Вот он ты!

– Даже смотреть странно. До чего давно это было…

У нее снова защипало глаза от навернувшихся слез.

– В те времена ученики еще имели право носить головные уборы в школе.

Она отложила массивную рамку красного дерева на покрывало.

– Может, поужинаем вместе? Составишь мне компанию? – спросил Жорж. – Заодно рассказала бы о себе…

– Только не сегодня.

– Ну конечно, не сегодня. Как-нибудь в другой день. За городом. Все равно я здесь не живу. Я живу в Тейи. Это департамент Йонна. Собственно, мой дом и стоит прямо на берегу Йонны. Но сперва мне нужно выставить на продажу мамочкин дом…

– Ты продашь всё, что принадлежало твоей матери?

– Да.

– Всё-всё?

– Да.

– Может, ты и прав.