|
— Беглый? — спросил он, покачивая сабелькой, — точный беглый. Поэтому и Георгом представляешься, скотина.
«Скотина» меня совсем не задела. А вот «беглый»… это что еще за словечко, у них тут в Самарской губернии до сих пор крепостные что ли имеются⁈ Да ну, бред, хотя мордатый на барчука похож. Только где они сейчас? Кто до Парижа эмигрировал, кто в степи с пулей лежит.
— За беглого — ответишь, — пообещал барчуку я, — и сабельку брось, пока не поранился.
Он и шага сделать не успеет, как я нож метну. С такого расстояния не промажу. Вместо того, чтобы оружие на землю швырнуть или пойти на меня, он положил два пальца в рот и лихо свистнул.
— Дуришь? — спросил я и вдруг услышал топот копыт. Ну конечно, барчуку не с руки пешком передвигаться. Коня он подальше спрятал, чтобы девок не пугать.
С конем я ошибся. Транспорт барчук спрятал, но то, что выскочило на опушку реки, лошадью было назвать никак нельзя. Передвигалось животное, как и конь, на четырех лапах, шею тоже похожую на лошадиную имело, но венчала эту шею морда похожая на дракона. Ну или на ящерицу с длинными усами и бахромой возле рта. И леший бы с ней, с мордой, если бы она не была отлитой из металла! Чистое серебро, честное слово! Новое, отполированное! Глаза — красные кристаллы, усы и грива — переливчатое золото!
Грудь у животного тоже была металлической. Это я на себе прочувствовал в тот момент, когда оно меня сшибло. Я как с паровозом столкнулся, в плече что-то хрустнуло и меня отбросило на заросшее ряской мелководье. Было больно, но не мне с четырьмя ранениями и восемью контузиями на боль жаловаться. Барчук бы точно не стал дожидаться, пока я скулить закончу. Добил бы, как есть добил.
Выплевывая водную растительность, я поднялся. В плече саднило так, что правая рука плетью висела, нож я потерял еще во время падения. Ничего, у меня еще есть кулаки, зубы и чистая пролетарская ненависть. В иных случаях она посильнее пистолета будет.
Ящероконь не помчался дробить меня на части копытами. Хотя морда у него чисто хищная, мог бы еще и покусать. Вместо этого он застыл подле хозяина. Тот вставил ногу в стремя, да и махнул в седло.
— Ну что, беглый, становись на колени и руки убирай за спину, — вернул он мне мое же предложение. А на губах у него так и играла гаденькая улыбочка.
С кулаками бросаться на конного затея глупая. И на берегу, как назло, ни камешка подходящего, ни топляка, чтобы барчука из седла выбить. Как говорил капитан Черноус: «Лучше сбежать, выжить и потом отомстить, чем гордо подохнуть». Шагах в тридцати начинался подлесок, добегу до него есть шанс затаиться или барчука из седла выбить.
Я и рванул туда без лишних слов и шуточек. Слышно было, как мордатый «коня» за мной пустил, существо не ржало, а пыхтело. Раз оно железное, значит и весить должно немало. А следовательно, юрким уж точно не было. Поэтому я несся не по прямой, а петляя.
Над головой у меня что-то загудело, на выстрел гул похож был мало. Я поднял голову и увидел падающее на меня огненное кольцо, я дернулся в сторону, но тщетно. Кольцо упало и крепко стянуло мою грудь. Мокрая тужурка запарила от касания огненного каната.
— Куда собрался, беглый⁈ — услышал я, потом рывок опрокинул меня на землю, — мы еще не договорили о том, как ты смеешь называть себя Георгом!
Уже лежа на земле, я обернулся. Второй конец горящего аркана держал в своих руках барчук. И судя по всему, пламя от веревки его нисколько не обжигало и не беспокоило. Моя, пережившая пули, клинки и прочие удары судьбы кожанка, начала дымиться. Да и я тоже постепенно закипал.
— Амба тебе, розовощекий! — я еще не знал, как я расправлюсь с барчуком. Руки у меня стянуты, оружие все порастерял, но я не сомневался, что победа останется за мной. |