Все улицы внутри крепости пересекались под прямым углом. Роль цитадели играл кирпичный Гостиный двор, в котором наружные стены были с бойницами. Город был забит народом, бежавшим от бунта. Пугачёвцы встали на виду. С куртин крепости сквозь промозглую морось офицеры смотрели, как на поле за рвом бунтовщики пируют, джигитуют и милуются с каза́чками форштадта – жилого предместья.

7 октября офицеры потребовали от Рейнсдорпа действий. Вскоре под треск барабана из крепости вышла колонна солдат и двинулась на стан пугачёвцев. Но орда мятежников вмиг обратилась в войско: по солдатской колонне картечью ударили пушки и разметали строй. На толпу солдат понеслась гикающая конная лава. Служивые кинулись обратно к воротам. Атака осаждённых не удалась. На вечернем военном совете у губернатора 11 участников из 12 проголосовали за оборону без всяких вылазок и рейдов.

Теперь очередь была за осаждающими. В версте от крепости над рекой Сакмарой стояла покатая гора Ак-Тюбе. В XIV веке на ней располагалась одна из непрочных ногайских столиц, где правил хан Басман. Потом оренбургские казаки соорудили здесь «маяк»: вышку с помостом. Если дозорный видел на горизонте пыль степной орды, он зажигал сигнальный огонь. Теперь на ханское кладбище мятежники закатили пушки и расставили их меж могильных камней, покрытых арабской вязью. 22 октября Маячная гора обрушила на Оренбург поток ядер. Но дожди залили городские пожары.

2 ноября от горы Маяк к валам крепости по белым пятнам изморози, как по солончакам, двинулись чёрные толпы бунтовщиков с пушками. Они отбомбили вал, с криками посыпались в ров и полезли вверх на куртины, размахивая саблями. Гарнизон Оренбурга встретил их в штыки. И ещё вдруг ожил левый, «бухарский» берег Яика, где кудрявилась заречная роща, и загрохотал артиллерией. Там с ночи в ломких зарослях прятались орудия и закоченевшие егеря. Мятежников на скатах крепостных валов начало косить картечью, и они кубарем покатились обратно в ров. Оренбург устоял. С Общего Сырта к Яику плыли синие тучи зимы.

Из губернской Казани Кар вывел две тысячи солдат и ещё по пути собирал ополченцев. Он прошёл по Закамской линии крепостей до фельдшанца Кичуй, потом через Бугульму направился к верховьям речки Салмыш, вдоль которой и пролегала дорога на Оренбург. Бравый генерал беспокоился лишь о том, чтобы разбойники до его прихода не разбежались кто куда, как крысы из горящего амбара.

Но разбойники и не думали разбегаться. Навстречу генералу Кару Пугачёв направил казачий отряд Андрея Овчинникова и Ваньки Зарубина по прозвищу Чика. «Чика» – значит: «головорез».

После поражения от «регулярщиков» Ваньку бросили под кнут на Меновом дворе Оренбурга. Казак – не мужик, такого не стерпит. Оскорбление отсекло Чике прежнюю жизнь. Домой он не вернулся, ушёл на Узени, где и встретил Пугачёва, который говорил, что он царь. Он, понятно, врал, потому Ванька Чика и поверил ему: передал спасённое знамя погубленного бунта.

По дороге Чика и Овчинников встретили отряд атамана Хлопуши, который вёл под Оренбург полк и вёз пушки с Авзянских заводов. В ту эпоху пушка на поле боя по значению равнялась современному танку. Хлопуша щедро поделился пушками с казаками и дал в придачу авзянских бунтовщиков – умелых канониров.

Ноябрьская дорога, растоптанная войском до водяной черноты, длинными изгибами лежала на покатых белых склонах холмов. В лощине вяло журчал ещё не замёрзший Салмыш. Медное солнце остыло, как вчерашний самовар. Солдаты и казаки сошлись друг с другом 9 ноября на околице деревеньки Юзеевой.

Сражения XVIII века заключались в перестроениях войск. Это было важно, потому что ружья били метко лишь на сотню саженей, а перезаряжать их нужно было слишком долго: один «плутонг» – взвод – стрелял, три других возились с перезарядкой.