Но Гарвей попытался в нее проникнуть. Он поста вил перед собой задачу — строго научно ответить на вопрос, что такое жизнь и откуда она возникает.

Работа предстояла колоссальная — ведь многие материалы, собранные Гарвеем за все предыдущие годы погибли в его лондонском доме. Нужно было постараться восстановить что возможно по памяти, а это нелегко для человека, которому пошел уже восьмой десяток.

Но ни старость, ни пережитые волнения и горести не остановили Гарвея в его намерении. Живя в относительно приличных условиях, окруженный теплым вниманием и заботой родных, он проявил массу энергии в собирании материала для второго капитального труда.

Вокруг деревни где жил Гарвей, простирались густые лесные массивы — раздолье для эмбриолога. Комары, бабочки, червяки, мушки, муравьи — чего только тут не было! Если терпеливо искать и пристально приглядываться, можно найти и яички и личинки насекомых и проследить их стадии, переходные к взрослому состоянию. Если пошарить в кустах, можно увидеть и какое-нибудь редко попадающееся на глаза существо, а склонившись к земле, нетрудно подсмотреть жизнь и размножение муравьев. Не говоря уже о более крупных представителях животного царства-птицах, лягушках, млекопитающих.

В окрестностях деревни прохожий мог увидеть в те годы не совсем обычное зрелище: человек более чем преклонного возраста, с густой шевелюрой совершенно седых волос ползает на четвереньках под зеленым кустом, потом замирает, часами сидя в такой неудобной позе…

Местные крестьяне уже привыкли к этому. Быть может они считали странного человека не вполне нормальным, а может быть, с уважением относились к нему, занимающемуся тяжелым трудом с завидным терпением. «Кто знает, — должно быть, думали они, — человек солидный, с достатком, раз ищет, значит знает для чего. И, значит, найдет…»

Гарвей искал, следил, наблюдал, до красноты напрягая глаза, — и находил. Находил подтверждение своих мыслей и догадок, хотя, надо думать, без микроскопа это было очень трудно!

Вильям Гарвей. Портрет, приписываемый кисти ван Дейка.

Возвратившись домой, он уединялся и делал записи. Он собрал огромное количество материала, заново проделал уйму опытов и наблюдений и в конце концов записал:

«Каждое животное пробегает, формируясь, одни и те же ступени; оно проходит через различные формы организации, становясь поочередно то яйцом то червем, то зародышем и приближаясь вместе с каждым фазисом своего развития к совершенству…»

Иными словами, все живое выходит из яйца Эта гарвеевская формула: «Omne animal ex ovo» — до сих пор употребляется в эмбриологии как предельно четкое и короткое определение процесса зарождения жизни.

В своей второй большой книге, явившейся результатом всех этих и многих прежних трудов, Гарвей подробнейшим образом доказывает правильность своей лаконичной формулы. Жизнь начинается из яйца и для него же существует животное. Через стадию яйца оно создает себе подобных и только через яйцо и никаким другим образом. Яйцо — это символ вечности: всякое животное, создавая себе подобных становится тем самым вечным.

Он описывает органы размножения курицы и самое яйцо. Развитие яйца — этого изначального этапа зарождения — прослежено им во всех деталях, какие только можно было проследить невооруженным глазом. Он отдельно наблюдает процессы, происходящие в желтке и белке, и появление «яичного очка», в центре которого затем возникает зачаток сердца. Он видит, как перед появлением этого зачатка среда, в которой он зарождается, становится жидкой и как в этой жидкости с закономерной постепенностью появляются и начинают расти все части эмбриона.

Он первый обратил внимание на то, что скорлупа яйца пориста, несмотря на свою кажущуюся плотность что она пропускает воздух, необходимый для развития зародыша.