– Я так и думала, – сказала Сова. – И вот как раз в такой же бурный день, как ныне, мой дядя Роберт, чей портрет ты видишь на стене по правую руку, Пятачок, – мой дядя Роберт, возвращаясь в поздний час с… Что это?
Раздался страшный треск.
– Берегись! – закричал Пух. – Осторожно, часы! Пятачок, с дороги! Пятачок, я на тебя падаю!
– Спасите! – закричал Пятачок. Пухова сторона комнаты медленно поднималась вверх, его кресло съезжало вниз в направлении кресла Пятачка; стенные часы плавно скользнули по печке, собирая по дороге цветочные вазы, и, наконец, все и вся дружно рухнуло на то, что только что было полом, а сейчас старалось выяснить, как оно справится с ролью стены.
Дядя Роберт, который, по видимому, решил превратиться в коврик и захватил с собой заодно знакомую стену, налетел на кресло Пятачка в тот самый момент, когда Пятачок хотел оттуда вылезти.
Словом, некоторое время было действительно нелегко определить, где север… Потом вновь послышался страшный треск… вся комната лихорадочно затряслась… и наступила тишина.
В углу зашевелилась скатерть. Она свернулась в клубок и перекатилась через всю комнату. Потом она подскочила раза два три и выставила наружу два уха; вновь прокатилась по комнате и развернулась.
– Пух, – сказал нервно Пятачок.
– Что? – сказало одно из кресел.
– Где мы?
– Я не совсем понимаю, – отвечало кресло.
– Мы… мы в доме Совы?
– Наверно, да, потому что мы ведь только что собирались выпить чаю и так его и не выпили.
– Ох! – сказал Пятачок. – Слушай, у Совы всегда почтовый ящик был на потолке?
– А разве он там?
– Да, погляди.
– Не могу, – сказал Пух, – я лежу носом вниз, и на мне что то такое лежит, а в таком положении, Пятачок, очень трудно рассматривать потолки.
– Ну, в общем, он там.
– Может быть, он переехал туда? – предположил Пух. – Просто для разнообразия.
Под столом в противоположном углу комнаты поднялась какая то возня, и Сова опять появилась среди гостей.
– Пятачок! – сказала Сова с очень рассерженным видом. – Где Пух?
– Я и сам не совсем понимаю, – сказал Пух.
Сова повернулась на звук его голоса и строго посмотрела на ту часть Пуха, которая ещё была на виду.
– Пух, – с упрёком сказала Сова, – это ты наделал?
– Нет, – кротко сказал Пух, – не думаю, чтобы я.
– А тогда кто же?
– Я думаю, это ветер, – сказал Пятачок. – Я думаю, твой дом повалило ветром.
– Ах, вот как! А я думала, это Пух устроил.
– Нет! – сказал Пух.
– Если это ветер, – сказала Сова, думая вслух, – то тогда Пух не виноват. Ответственность не может быть на него возложена.
С этими милостивыми словами она взлетела, чтобы полюбоваться своим новым потолком.
– Пятачок, Пятачок! – позвал Пух громким шёпотом.
Пятачок склонился над ним.
– Что, Пух?
– Что, она сказала, на меня воз ло жено?
– Она сказала, что она тебя не ругает.
– А а, а я думал, она говорила про… то, что на мне… А, понятно!
– Сова, – сказал Пятачок, – сойди вниз и помоги выбраться Пуху!
Сова, которая залюбовалась своим почтовым ящиком (а он был проволочный, и в двери была щель с надписью «Для писем и газет», только этой надписи сейчас не было видно, потому что она была снаружи) слетела вниз.
Вдвоём с Пятачком они долго толкали и дёргали кресло, и наконец Пух вылез из под него и смог оглядеться.
– Да! – сказала Сова. – Прелестное положение вещей!
– Что мы будем делать, Пух? Ты можешь о чем нибудь подумать? – спросил Пятачок. |