Может, запутавшись в страстях и бизнесе, я действительно была плохой матерью Хуану Мартину и Ньевес, но я была очень хорошей матерью для тебя, Камило. Ты – самая большая любовь моей жизни, эта любовь началась, когда ты еще был головастиком и плавал в околоплодных водах у Ньевес в животе. Ньевес любила тебя с первой искорки твоей жизни, она отказалась от наркотиков, которые поддерживали ее в урагане бедствий, чтобы тебя защитить, чтобы ты родился здоровым. Она не бросала тебя, она всегда была с тобой; думаю, ты чувствуешь ее рядом так же, как и я. Я привязалась к тебе моментально, впервые взяв тебя на руки, с этого мгновения моя любовь росла и росла, в этом ты можешь быть уверен. По другому и быть не могло. Ты исключительный, и я говорю это не ради шутки, половина страны согласна со мной, а другая половина вообще не в счет.

Тобой моя эмоциональная родословная кончается, хотя кровь моя течет и в других. На фотографиях, которые присылает мне Хуан Мартин, его семья снята в кристально чистых пейзажах из снега и льда, в их улыбках слишком много зубов и подозрительный избыток оптимизма. Это не твой случай, дорогой. Твои зубы оставляют желать лучшего, и ты ведешь тяжелую жизнь. Вот почему я тобой восхищаюсь и так сильно тебя люблю. Ты мой друг и наперсник, мой духовный спутник, самая большая любовь всей моей долгой жизни. Я хотела, чтобы у тебя были дети и чтобы они выросли похожими на тебя, но в этом мире не всегда получаешь то, чего хочешь.

Есть время жить и время умирать. А в промежутке есть время вспоминать. Чем я и занимаюсь в тишине этих дней: мне удалось вспомнить подробности, которых недоставало этому завещанию, касающемуся в первую очередь чувств, а не материальных вопросов. Вот уже несколько лет я не могу писать от руки, мой почерк стал неразборчив, утратил былую элегантность, которой меня в детстве научила мисс Тейлор, зато артрит не мешает мне пользоваться компьютером, самым полезным членом моего измученного тела. Ты смеешься надо мной, Камило, ты говоришь, что я единственная умирающая столетняя бабка, которая больше занята монитором, чем молитвой.

Я родилась в 1920 году во время пандемии испанки, а умру в 2020 году во время пандемии коронавируса. Какое элегантное имя досталось такому вредному микробу! Я прожила целый век, и у меня хорошая память, в моем распоряжении семьдесят с лишним дневников и тысячи писем, запечатлевших мой путь в этом мире. Я была свидетельницей многих событий и накопила огромный опыт, но, будучи рассеянной и вечно чем то озабоченной, стяжала не слишком много мудрости. Если существует реинкарнация, мне придется вернуться в наш мир, чтобы выполнить то, чего я не успела. Этот вариант меня пугает.

Мир замер, человечество удалилось на карантин. Удивительная симметрия – родиться во время одной эпидемии и умереть во время другой. Я видела по телевизору, что улицы городов опустели, эхо гуляет среди небоскребов Нью Йорка, бабочки порхают среди памятников Парижа. Я не могу принимать посетителей, но это позволяет мне попрощаться спокойно и без суеты. Всякая деятельность прекратилась, и воцарилась печаль, но здесь, в Санта Кларе, мало что изменилось: животные и растения не ведают о вирусе, воздух чист, а тишина настолько глубока, что со своей кровати я слышу сверчков в далекой лагуне.

Вы с Этельвиной – единственные люди, которые могут находиться со мной рядом, все прочие – призраки. Я бы хотела попрощаться с Хуаном Мартином, сказать ему, что я очень его люблю, скучаю по нему и сожалею, что толком не знала его детей, но приехать он не может, сейчас такие поездки опасны. К счастью, ты со мной, Камило. Спасибо, что приехал и остался. Тебе не придется долго ждать, обещаю. Меня беспокоит то, что ты помогаешь людям именно там, где болезнь приводит к такому страшному количеству смертей.