Изменить размер шрифта - +
Он подошел к Трору, а его спутники встали по бокам.

    – Именем Трора, вы арестованы, – сказал Трору перемазанный салатом господин.

    Только под вечер Ван вернулся домой. Странная сцена в ресторане произвела на него очень сильное впечатление. И дело тут было даже не в аресте несчастного, называвшего себя Трором. Просто у Вана никак не шли из головы едкие слова по поводу оркестра и его музыки. Теперь, сравнивая принесенную ветром мелодию с тем, что ему доводилось играть раньше, он приходил к выводу, что грубый человечек, поедавший горчицу, не так уж и неправ.

    «Господи, – вдруг содрогнулся Ван, – ведь завтра утром…»

    Завтра утром ему вновь предстояло играть «Слава Трору!». И послезавтра. И всю жизнь!

    Чтобы успокоиться, он взял трубу и еще немного поиграл. Вы легко догадаетесь, что играл он в этот вечер вовсе не марш.

    А как же Трор? Что стало с ним? Когда к нему подошли трое служителей порядка, Трор, разумеется, устроил в ресторанчике безобразную драку. Однако – без волшебной силы – он был вскоре побежден и доставлен в тюрьму.

    Заметим, кстати, что в первоначальном Городе Трора тюрьмы не было вовсе. Это здание построили после. Не то чтобы в Городе было много преступников, нет. Горожане, спроси вы у них, зачем им тюрьма, ответили бы: «Что мы, хуже других?» Добрые эти люди стремились быть не хуже соседей – и прилагали к тому немало усилий. Это мы с вами знаем, что нельзя быть лучше всего света сразу.

    Что с того? Если у жителей Города чего-то не было из того, что в изобилии водилось у соседей, они просто-напросто заявляли, что это что-то – явная глупость, владеть которою могут лишь отсталые люди… Но я опять отвлекся.

    Итак, Ван сидел у окна и с грустью думал о том, что всю жизнь – подумать только, всю жизнь – играл плохую музыку и даже не знал, что есть на свете хорошая.

    Он вновь поднял трубу, и над ночными улицами полилась мелодия – гордая и печальная.

    Тут дверь без стука распахнулась, и в комнату вошли уже знакомые Вану три господина.

    – Вы арестованы, – сказал ему господин со ссадиной на лбу и с распухшим носом.

    – Позвольте, – начал было Ван, но его уже тащили вниз по лестнице к черной карете, стоявшей у подъезда.

    Возница взмахнул кнутом, и карета понеслась по ночным улицам – прямо к мрачному зданию тюрьмы.

    Вана долго вели по мрачным, пахнущим сыростью коридорам, мимо угрюмых часовых, пока не подвели к окованной железом двери. Один из часовых снял со своей шеи ключ на бронзовой цепочке и открыл замок. Дверь со скрипом распахнулась, и бедного Вана втолкнули в камеру.

    – С новосельицем, – прозвучал из темного угла насмешливый голос.

    Да-да, разумеется, это был Трор собственной персоной!

    – Здравствуйте, – робко произнес Ван.

    – Ого, – удивился Трор, – старый знакомый! Ну, рассказывай.

    – Что тут рассказывать, – вздохнул Ван. – Я и сам не знаю, за что я сюда попал.

    – Брось, – возразил Трор, – об этом говорит весь город. Ведь ты – музыкант Ван?

    – Да, – удивился Ван – А как вы догадались?

    – Так что же ты молчишь?! – взорвался Трор. – Ведь это ты задумал переименовать Город, взорвать тюрьму и даже написал песню, призывающую к борьбе?

    – Я? – изумился Ван.

Быстрый переход