|
Действительно, небеса неплохо освещались их белым светом, что являлось огромным облегчением после зеленого блеска дня. Повсюду встречались огромные красные, желтые и голубые шары, сияющие на светлом фоне. Но мы не увидели, как ни одной другой зеленой звезды, так и ни одного спутника, что с поразительной точностью подтверждало теорию дока, которая гласила, что, кроме, не считая того, что мы видим тут больше звезд, что меняло внешний вид небосклона, расположение светил оставалось таким же, как и дома, хотя многие цвета изменились. Мы охотно вернулись туда, где фиолетовые искры генератора виднелись в нижней части травянистого склона, чтобы неподалеку от металлического цилиндра дождаться утра.
НОЧЬ БЫЛА ДЛИННОЙ, практически вдвое дольше земной, и, как мы позже узнали, день оказался соответственно короче. Это означало, что времена года здесь были почти как на Земле, но, в целом, год оказался чуть ли не вполовину длиннее. Ночью, которую мы провели, глазея на звезды и размышляя, нам показалось, что мы заметили какое-то красноватое сияние над скалами вдалеке, но согласились отложить дальнейшие исследования до утра. Когда солнце встало, мы были готовы. Вновь поднявшись из ямы, мы разогнались у подножия скал, а затем полетели вверх, параллельно им. Наконец, мы достигли вершины блестящей черной скалы на высоте более полутора километров и стали разглядывать голую поверхность гладкой, плоской равнины, казалось, созданной искусственно, где не росли растения, не торчало ни одного кристалла, не было ни единой выемки, только ровная, бесконечная поверхность. Словно огромный каменный столб пробился к дневному свету из преисподней, безжизненный, холодный и жестокий, такой же твердый, как и любой другой материал, образовавшийся в центре планеты. Тем не менее, равнина на самом деле не была идеально гладкой и ровной. Вдалеке, почти у самого горизонта, виднелось что-то черное, неправильной формы и гигантских размеров. Мы прибавили ходу, продолжая лететь над безжизненной поверхностью плато. Черная громада все росла и росла, становясь все больше и больше. Это был город, большой, черный, возвышающийся над равниной. Двадцатью огромными террасами, каждая высотой в тридцать метров, он вздымался над плато. Квадрат длиной километра полтора лежал в его основании, а в центре каждой из сторон были ворота, по бокам которых стояли большие конусообразные аметистовые обелиски. На нижнем уровне террас других входов мы не заметили, а вот на более высоких уровнях виднелись круглые проходы, семь-десять метров в ширину, расположенные посередине каждой из стен и открывающиеся на все стороны света. А на вершине гигантской пирамиды, на самом кончике огромного черного конуса, находился здоровый кристаллический шар, холодно сияющий в свете солнца. Мы подлетели к ближайшим воротам, остроконечному полукругу, темно-зеленого, почти черного цвета. И правда, мы еще раз посмотрели на каменные стены и на равнину, чтобы убедиться, что они другого цвета, да — они были черные и блестящие. Ворота имели зеленый оттенок практически по всей своей площади, за исключением самой середины, где сиял бледно-голубой овал какого-то металла. Светился он сам по себе, но на ощупь оказался холодным, жутко холодным. По краям ворот проходила узкая полоска из чистого золота, с миллионами выгравированных на ней причудливых узоров. При ближайшем рассмотрении, на самой стене не обнаружилось ни одного стыка, ни одного блока или паза. Она казалась целиком высеченной из плато, как вырезают храмы в камне гранитных гор. И на каждом квадратном сантиметре поверхности стены извивались линии изысканных узоров, настоящий лабиринт, с углами и дугами, невероятно изящный и очень четкий, весь выполненный в одном ключе, но, тем не менее, мы не заметили ни одного повтора. Всегда было какое-нибудь, едва заметное, изменение, которое нарушало однообразие и придавало новые очертания. В целом это было чудесное и удивительно красивое зрелище. К сожалению, нам пришлось продолжить путь, поскольку еще столько всего предстояло исследовать. |
