А сзади, где плавала в своей хрустальной гробнице женщина-ведьма, он слышал хриплое, мстительное кудахтанье марсианина Загара.
Все жажда была высосана из его тела пристальным взглядом ведьмы — жажда мужчиной женщины, жаждой землянина золота и кровавая жажда мужчины войны и смертей. Вся жажда исчезла, и Моран стоял, холодный, опустошенный, глядя на старика, своего деда, лежавшего без сознания на краю пропасти. Потом он увидел марсианина, корчившегося от боли у основания хрусталя. И снова увидел женщину, плавающую в тумане, и темное Зло, сверкающее в ее зеленых глазах.
Окровавленный меч взлетел стальной дугой и ударил в поверхность хрусталя. Он бил снова и снова, и весь мир заполнился звоном металла о закаленный хрусталь. Стены полости, внутри которой плавала она, были прочны, но после третьего удара не выдержали и пролились дождем прозрачных ледяных игл. Моран снова поднял меч, с которого все еще капала кровь, и… встретился с ее ясными зелеными глазами.
Руки его медленно опустились, меч выпал из них и ударил его по ногам, чего Моран даже не заметил. Ее маленькие босые ноги изящно ступали среди острых осколков. Ее рыжие волосы стекали на круглые белые плечи, обнажая все очарование тела ведьмы, а две тонких руки тянулись к нему и манили к себе.
Морану показалось, что ледяной ветер пронесся в его груди, когда он тронул эти руки. Непонимающими глазами он смотрел на длинные белые рубцы, появившиеся там, где прикоснулись ее тонкие пальчики. Теперь ее руки лежали на его руках и вытягивали их силу, ее красные губы тянулись к его губам, и между острыми белыми зубками высовывался влажный язычок. Запах шел от ее тела, острый, пьянящий аромат, затуманивший ему голову и спутавший мысли. Моран чувствовал, как ее тело прижалось к нему, и от него катилась ледяная волна, замораживая все, лишь в самой глубине его души горело негасимое ядро неукротимого огня. Глаза ее были прикрыты, но начали медленно открываться, и Моран утонул в них, безнадежно утонул в их зеленой, бездонной глубине.
А потом что-то взорвалось в нем. Атом белого огня вспыхнул в его голове, обжигая и очищая. Моран взглянул в стальные глаза своего деда через бескровное тело женщины-ведьмы, разрубленное пополам единственным ударом большого серого меча. Обеими руками он поднял это тело над головой, и оно оказалось легким, как шелуха тени и холода, как прикосновение Смерти. И он швырнул тело в море фиолетового пламени и увидел, как оно плывет, вращается, постепенно опускаясь, точно перышко, в пропасть. Затем яростный ветер ударил в него, и Моран распростерся на краю пропасти, цепляясь кончиками пальцев за острый, зубчатый край разбитой хрустальной гробницы.
Дюйм за дюймом он пополз назад по аметистовой ленте, туда, где он мог попытаться найти убежище среди скал. И там оказался его дед вместе с остальными — теми, кто был еще жив. Рука старика железной хваткой стиснула его руку.
— Ты сделал это, мой мальчик! Ты сделал то, что все мы безуспешно пытались сделать с тех пор, как попали в этот ад! Ты освободил и уничтожил ее, а вместе с ней и ее адскую силу. Теперь нам осталось разобраться только с ловчими, но когда больше нет ее, я думаю, это будет возможно.
Моран весь дрожал. Если бы не сильная рука старика и не его властные глаза, то ее полные алые губы выпили бы его до дна. И он даже не смел предполагать, что было бы потом. Чем же она была — она, с телом женщины, очарованием женщины, теперь высохшая и бескровная, как сухая змеиная кожа? Что за сверхъестественная сила поддерживала в ней жизнь в хрустальной гробнице, и даже потом, когда она вышла наружу? Какова была бы расплата за ее прощальный поцелуй? Расплата или награда?
— Расскажи мне об этом, — хрипло сказал Моран. — Чем была она?
— Она была ключом ко всему, — ответил старик. — И на это есть причина. Они были очень умны, эти древние ловчие, которые построили этот город и поместили ее здесь. |