|
Гербы на карнизах «Вольфштейна» увековечивали незримые, но столь же устойчивые русла, по которым бежала благородная кровь. Она могла обагрять клинки в междоусобных схватках и на дуэлях, заливать плахи и изрытые окопами поля, высокородные семьи могли переменить веру, до последнего колена сгинуть в темницах и даже потерять герб. Не это заботило склонных к геральдическим изысканиям владельцев замка. В противоборстве, как известно, заключен источник вечного движения жизни, и каждый вправе распорядиться собственной судьбой. Иное дело, кто на ком женился, каких оставил наследников и что унаследовал сам. Все это подлежало самой строгой и неукоснительной регистрации. В архивных записях, переходивших из рук в рука вместе с неприступной цитаделью, снабженной подземными ходами, всевозможными мостиками и бесчисленными бойницами, постоянно ощущалась личная причастность владетельных сеньоров к феодальному таинству, на котором зиждется мир. Все остальное, по их мнению, не стоило внимания.
Нынешний властелин «Вольфштейна» граф Колло-до-Турн, состоявший в родстве чуть ли не со всеми царствующими домами христианского мира, слыл великим охотником. Самозабвенно отдавшись излюбленному пристрастию, он беспощадно изничтожал в своих владениях, а также в заморских краях все, что только могло плавать, бегать, летать. И столь же ревностно изготовлял трофеи: чучела птиц и зверей, рога и клыки, слоновые ноги, превращенные в корзины для макулатуры, львиные шкуры, клешни омаров, отделанные в виде пороховниц. С его легкой руки — указательный палец, привыкший к курку, почти не разгибался — «Вольфштейн» превратился в кошмарный мемориал бессмысленного уничтожения. Согласно охотничьей книге, бережно сохраняемой в библиотеке вместе с полным выпуском Готтского альманаха, отражавшего метаморфозы высокородных семей, от пуль, рогатин и всевозможных снастей графа погибло в общей сложности около двухсот тысяч представителей животного мира. Чуть ли не из всех его царств: от рептилий, застреленных в Индии и на Замбези, до человекообразных млекопитающих вроде орангутангов, которых неутомимый граф сумел добыть на острове Ява. В настоящий момент граф гостил в Индии у низама Хайдарабада и, наверное, лихо отстреливал беззащитных слонов. Замок и поместье он охотно предоставил в распоряжение гостя, которого письменно рекомендовал ему нунций его святейшества в Праге. Перед тем как уехать в далекую экспедицию, Колло-до-Турн вызвал к себе управляющего и оставил самые подробные инструкции насчет ожидаемой особы, которую папский легат охарактеризовал весьма неопределенно: один, мол, родственник, путешествующий инкогнито дворянин. Под таким статусом мог скрываться и владетельный принц, и студент, живущий на хлебах у влиятельных родственников. Во всяком случае, граф едва ли догадывался, что ему оказана высокая честь приютить у себя самого «Черного папу», некоронованного владыку невидимой империи.
И вновь Бальдур предстал перед всевидящими очами своего генерала. Проделав трудное трехнедельное путешествие в утепленном возке с самоваром и печкой по зимним дорогам Славонии и Моравии, добрался он наконец до каменного гнезда на скальном обрыве, чтобы держать ответ за все свои прегрешения. Ничего хорошего от этой аудиенции Бальдур не ожидал, ибо знал уже, что провинциал из Вены, вызванный для подобной беседы, назад не вернулся, а прямиком отправился в Италию, в неведомый монастырь. Проигравший всегда виновен, особенно если ему нечем платить. Привыкший взирать на мир, как на призрачный сон, Бальдур легко свыкся с мыслью о возможной опале и не сомневался в том, что не дрогнув выслушает любой приговор. — Я призвал вас не для отчета, — выдержав положенное молчание, объявил свою волю генерал ордена. — Ваша деятельность в Венгрии не свободна, конечно, от ошибок, все мы только люди на этой земле, но может быть признана, безусловно, полезной. |
