— Вы поняли. Впрочем, я и не скрываю этого. Вы можете предполагать самое худшее. Я по уши и безнадежно влюбился в нее. Теперь я в вашей власти.

Начало было совсем не таково, как ожидала Екатерина. Он вырвал инициативу из ее рук и дал желательное ему направление разговору. Она не предвидела столь прямого признания. Она почувствовала некоторое огорчение и что-то кольнуло ее в сердце. Она вздохнула.

— Вы разве не рады, Екатерина? — спросил он с эгоизмом мужчины.

— Конечно, мне следовало бы радоваться… за вас. Но не могу я и не огорчиться немножко. Я знала, разумеется, что рано или поздно вы влюбитесь, только я надеялась, что это будет позже. Но что поделаешь? Это неизбежный конец дружбы, подобной нашей.

— Я отнюдь не усматриваю такого конца, — сказал он. — Дружба наша будет продолжаться. Вивьетта очень любит вас.

Она взяла с блюда персик, повертела его в руках, рассеянно рассматривая, а затем осторожно положила на место.

— Дружба наша, разумеется, не порвется. Но особенное свойство ее, оттенок сентиментальности в сознании нераздельного обладания исчезнет, не правда ли?

Остин поднялся и в некотором смущении нагнулся над стулом Екатерины.

— Вы огорчены, Екатерина?

— О, нет! Вы были таким нежным, верным другом мне в течение мрачной и одинокой поры, вносили солнечный свет в мою жизнь именно тогда, когда я в этом больше всего нуждалась… Я была бы неблагодарной женщиной, если бы не радовалась вашему счастью. К тому же, мы были только друзьями…

— Только друзьями, — повторил Остин.

Она уже улыбалась ему, и он уловил лукавый огонек в ее глазах.

— И однако минувшей зимою был вечер…

Его лицо залил румянец.

— Не заставляйте меня краснеть. Я помню тот вечер. Я пришел к вам, совсем разбитый от усталости, с перспективой обеда в клубе и скучного вечера над бумагами, и застал вас сидящей у пылающего камина — образ покоя, комфорта и общительности. Готов думать, что довершил дело приятный запах горячих гренков с маслом. Я был близок к тому, чтобы просить вашей руки.

— А я чувствовала себя в этот вечер особенно одинокой, — засмеялась она.

— Приняли бы вы мое предложение?

— Вы думаете, добросовестно спрашивать теперь об этом?

— Мы ведь с самого детства всегда были откровенны друг с другом, — возразил он.

Екатерина улыбнулась.

— Приняла ваше предложение Вивьетта?

Он с веселым смехом отпрянул от нее и закурил папиросу.

— Ваше женское лукавство делает вам честь, Екатерина.

— Согласилась она?

— Ну нет… не совсем…

— А согласится?

Он ударил ладонью по столу.

— Клянусь небом, я заставлю ее! В течение своей жизни я почти всегда добивался того, чего хотел, и было бы нелепостью, если б не добился того, что мне дороже всего на свете. Ответьте на мой вопрос, милая Екатерина, — продолжал он свой допрос, — вышли ли бы вы за меня?

Улыбка сбежала с лица Екатерины. Она не могла теперь ответить другим вопросом, как это сделала раньше, а ответ грозил разоблачениями. Она сказала очень серьезно и нежно.

— Я сделала бы, Остин, как всегда делала, что бы вы ни попросили меня. Я рада, что вы не просили меня выйти за вас… очень рада… вы ведь знаете, что любовь, какую женщина дает мужчине, умерла во мне.

Он взял ее руку и поцеловал ее.

— Вы самый верный друг, какого когда-либо имел мужчина, — сказал он.

Водворилось недолгое молчание. Остин смотрел в окно, а Екатерина отерла слезы, выступившие на ее глазах.