— Да. Можешь пойти на нее посмотреть...

Гэбист снял трубку телефона. Он попросил кого-то и застыл на месте, переминаясь с ноги на ногу. Проявляя нетерпение, Луис Мигель мысленно отсчитывал секунды. Мерзавец делал это умышленно.

— Огромное спасибо, сеньор Свэт, — сказала она. — До свидания.

— До свидания, компаньеро, — вежливо ответил он.

Она проводила его глазами, говоря себе, что не все империалисты плохи. Как обычно, он оставил ей на прилавке пакетик с дезодорантом и духами, которые невозможно было найти в городе.

Американец вышел из валютного магазина, находившегося в глубине длинного коридора, и не спеша направился в сторону вестибюля. С момента его отъезда из Мирамара за ним следили, и один гэбист наверняка рыскал в холле по его следам. Кстати, он не остался незамеченным, так как, несмотря на жару, упорно не снимал пиджак в клетку и галстук.

После окончания Йельского университета Свэт сразу поступил на работу в ЦРУ в качестве аналитика и дослужился до заместителя начальника гаванского центра. Учитывая риск, сюда ехали только добровольцы. Дипломатические отношения между Кубой и Соединенными Штатами Америки были прерваны двадцать пять лет назад, но посольство преобразовалось в «Секцию американских интересов», и Джеральд Свэт, как и его коллеги, пользовался дипломатическими привилегиями.

Он побродил вокруг «Патио», бара на первом этаже, потом пошел к лифтам, держа под мышкой коробку сигар. С совершенно невинным видом.

— Двадцать пятый, — объявил он.

Женщина нажала на кнопку. Из бара на двадцать пятом этаже открывался прекрасный вид на всю Гавану, и он часто туда заходил. Поднявшись наверх, он устроился на табурете и сделал заказ:

— Один мохито.

Излюбленный напиток Хемингуэя. Ром, лимонад, лимон, мята и сахар. Четыре туриста любовались панорамой. Джеральд Свэт спокойно потягивал свой мохито. Приближалось время встречи. В баре никто за ним не следил. Сотрудники безопасности, которым было поручено вести за ним наблюдение, знали его привычки и не хотели слишком себя обнаруживать. Они, должно быть, ждали его в вестибюле, зная от лифтерши, на каком этаже он находился...

Он оставил на стойке два доллара и вышел. Но вместо того чтобы сесть в лифт, Свэт стал спускаться по запасной лестнице. Это был опасный момент, но если бы он встретил кого-то, то всегда мог сказать, что лифт не пришел. Они так часто ломались... Благодаря подошвам из натурального каучука он быстро спустился на три этажа и вышел в коридор двадцать второго этажа. Там никого не было. Он добежал до двери 2210-го номера и постучал.

В дверь снова постучали. Он был словно пригвожден к месту, и сердце у него отбивало, наверное, сто пятьдесят ударов в минуту. Баямо почувствовал, как у него подкосились ноги. На этот раз гэбист решился пойти открыть.

— Сукин сын, — прошептал сквозь зубы Луис Мигель.

Внезапно он кинулся вперед, вынимая одновременно свой пистолет. Взяв его за ствол, Баямо с выдохом дровосека обрушил его рукоятку на затылок своего коллеги, который уже держал руку на дверной ручке.

Раздался ужасный звук хрустнувшей черепной коробки, гэбист издал глухой стон и зашатался. Как сумасшедший, Луис Мигель продолжал наносить удары со всей силой своей ненависти, дробя кости. Под конец он ударил упавшего с такой силой, что рукоятка пистолета проникла глубоко в голову... Весь в поту, он поднялся, пнул ногой труп и бросился открывать дверь.

В коридоре уже никого не было.

Трясущимися руками Баямо машинально вытер покрывалом ствол пистолета. В голове у него был туман.

В несколько секунд его жизнь перевернулась, и у него почти совсем не осталось времени, чтобы что-то предпринять.