- Да там и писем-то было - всего ничего, - уборщица снова заняла оборонительную позицию, - больше мусор всякий бросали и окурки, удивительно, что не загорелось!

- И куда вы все это выкинули? - в волнении подскочила я к ней.

- Куда обыкновенно, - дама поджала аккуратно подкрашенные губы, - ссыпала в мешок, вечером на помойку отнесу!

Пришлось мне, скрепя сердце и пробив брешь в собственном бюджете, пожертвовать еще пятьюдесятью рублями.

Неонила Степановна сразу подобрела и повела нас в подсобное помещение. Здесь она поставила перед нами большой мешок из плотного полиэтилена и даже пожертвовала пару резиновых перчаток:

- Вот, возьмите! Чего ж руки-то пачкать!

Я сердечно поблагодарила ее и занялась малоаппетитной работой по сортировке мусора.

В основном мешок был заполнен рекламными буклетами и бесплатными газетами, печатающими тоже одну рекламу. Я представила, сколько леса вырубают, чтобы напечатать эти глянцевые листовки и толстые многостраничные газеты, и невольно загрустила.

Неонила Степановна, по-своему истолковав мой тяжелый вздох, сочувственно проговорила:

- Да ты не волнуйся, никуда ваше письмо не делось! Все, что в том ящике было, я сюда ссыпала, так что обязательно найдется. Я, конечно, понимаю, в мусоре рыться неприятно, но если надо, что ж поделаешь... Думаешь, я всю жизнь уборщицей проработала? Нет, милая, я раньше была музыкальным критиком и членом общественного художественного совета!

- Кем? - Я от изумления выронила уже переработанный мусор, и пришлось начинать с начала. - Членом чего?

- Членом общественного художественного совета, - с гордостью повторила Неонила, - была раньше такая организация. Написал, допустим, композитор новую песню, так что же ее - сразу на радио передавать или, допустим, исполнять в концертах? А вдруг эта мелодия несет в себе элементы чуждой советскому человеку идеологии? Вот композитор и приносил свою мелодию на наш совет, и мы ее принимали. Обязательно был представитель от рабочих, я у них в качестве женщины присутствовала...

- Вы, наверное, имеете в виду текст песни? - уточнила я.

- Да нет, как раз с текстом все совершенно ясно, текст проверял горлит, цензура по-другому, там уж настоящие специалисты сидели, а нам только мелодию доверяли.

- А что же в мелодии может быть такого.., чуждого? - не удержалась я от вопроса.

- Ой, милая! - Неонила Степановна закатила глаза. - Все, что угодно! Мелодия может быть недостаточно жизнеутверждающей, излишне усложненной, - она загибала пальцы, - оторванной от народных корней, в ней может быть сильно буржуазное влияние.., разные новомодные тенденции - рок всякий или, допустим, это.., как его.., забывать уже стала.., диско, тоже очень отрицательно сказывалось на нашей молодежи...

- Неужели правда такое было? - с недоверием спросила я, по локоть зарывшись в мешок с мусором.

- Было, - гордо подтвердила Неонила Степановна, - и очень жаль, что теперь этого нету! Сейчас такая организация очень бы не помешала! Иногда телевизор включу - плюнуть хочется, что по нему показывают! Сплошное тлетворное буржуазное влияние!

- А вы переключите, - посоветовала я, - телевизор чем хорош - всегда переключить можно. Или вообще выключить.

Неонила посмотрела на меня несколько подозрительно, но как раз в это мгновение я нащупала среди мусора конверт с завещанием и с ликующим воплем извлекла его на свет.

- Ну я же говорила - найдешь свое письмо! - порадовалась за меня бывшая критикесса.

***

Мы с Лушей вышли из книжного магазина чрезвычайно удовлетворенные.

- Вот видишь, - сказала моя тетка, снова прижимая к груди сумочку, - все в порядке! А ты устроила такой скандал и еще выставила меня перед незнакомыми людьми полной идиоткой...

- Все в порядке? - повернулась я к ней. - Ты так считаешь? А мои истрепанные нервы? А деньги, которые пришлось здесь заплатить? У меня их, между прочим, не густо!

- Можно было и не давать им денег! И так вернули бы завещание! Оно им совершенно не нужно!

- А вот я в этом не уверена! Могли бы не отдать просто из принципа.