|
Ну вот как вы сейчас. Она была такая милая, такая тонкая! И глаза как у испуганной газели! – Газель – это грузовик, – проворчал мужик, успевший до прихода холодов переодеться в пыжиковую шапку, которую теперь аккуратно держал на коленях. – Не отвлекайтесь, – попросил Самарин тем железным голосом, который специально вырабатывал для таких случаев. – Попрошу быть собраннее. Итак, вы видели эту девушку. Во что она была одета? – А черт их, баб, разберет! – проворчал обладатель пыжиковой шапки. – Чего-то такое было. Куртка, что ли… Я в этих тряпках не разбираюсь. – На ней было что-то такое… светлое, – ответила усатая дама в берете. – А по-моему, у нее было пальтишко драповое, – голосом умирающего лебедя сказала дама в шляпке, то и дело подносившая к глазам носовой платок, что, видимо, говорило о ее тонкой душевной организации. – Драповое? – переспросил Самарин. – Да чушь собачья! – выкрикнул мужчина в пыжиковой шапке. – Какой идиот в такую дождину драповое наденет! – Вы сами ничего не помните, так и помолчите, – обиженно ответил «умирающий лебедь». – А мы с мужем считаем, что на ней были темная куртка и брюки, – сказала женщина, сидевшая рядом с мужчиной. «Пронькины», – вспомнил их фамилию Дмитрий. – Так считаете вы или ваш муж? – уточнил он. – У нас с мужем общее мнение, – поджав губы, ответила мадам Пронькина, на что ее муж согласно кивнул. «Значит, свидетелей не пять, а четыре, – понял Самарин. – Господи, ну и паноптикум», – с тоской подумал он, разглядывая собравшихся. У него имелось описание того, в чем именно Марина Сорокина вышла из дома. И пока ни один из свидетелей не дал точного ответа. «Вот и верь тому, что они покажут». – На ней были брюки, черная шапочка и серая водоотталкивающая курточка, – раздался дребезжащий голос. («Божий одуванчик», свидетельница Савицкая.) – Я точно запомнила, потому что у моей племянницы такая же. А в руках сумка, кожаная. – Нет, у нее был портфель. Черный, – заспорила Пронькина. – Дурость какая! – заметил критикан в пыжиковой шапке. – Женщины с портфелями не ходят. – А по-моему, у нее ничего не было, – сказал Сидорчук. – Зачем красивой женщине сумка? – Так, хорошо. – Теперь Дмитрий смотрел на старушку с интересом. – С девушкой был мужчина. Вы все подтвердили, что видели его. Возможно, это убийца. Наша задача сейчас составить его фоторобот. Мнения, как всегда, отличались разнообразием. Даже относительно цвета волос свидетели никак не могли прийти к общему знаменателю. Пронькины стояли на том, что мужчина был брюнетом, а дама с голосом умирающего лебедя крепко держалась за то, что это был светлый шатен, ближе к блондину. – А по-моему, обычные светло-русые волосы, – сказала старушка Савицкая. Кое-что выяснить все же удалось. Это был мужчина лет тридцати, среднего роста, в очках. Очки, конечно, весьма затрудняли дело, потому что они могут значительно изменить внешность, если убийца в реальной жизни их не носил. В общем, фоторобот вышел слепой – никаких характерных примет: нос прямой, лицо худощавое, уши обычные. Больше всего запомнились большие очки и шапка. – Мне кажется, – заметила Савицкая, – очки были с затемненными стеклами. – Она улыбнулась тонкими губами. – Знаете, что говорил в таких случаях Шерлок Холмс? – И что же он говорил? – поинтересовался Дмитрий. – Что если что-то слишком бросается в глаза, борода например, значит, она наклеена. |
