|
– Он вас действительно совращал? – Ну, мы как-то оба совратились. – Лариса закусила губу. – Он тогда был красивее. Как-то растолстел, что ли… Или ментовская форма ему не идет… – Ладно, Лариса, пока вы свободны, но не исключаю, что мне придется вас вызвать еще. – Буду счастлива с вами встретиться в любое время. – Лариса кокетливо повела плечом. – И в менее формальной обстановке. – А так как следователь никак на ее слова не прореагировал, спросила: – А этого, маньяка-то, не нашли? – К сожалению, пока нет. – Жаль. Вот эту мразь я бы своими руками. Хоть Марина как баба-то, наверно, ничего собой не представляла и со мной вела себя по-скотски, но такой смерти я бы никому не пожелала. Во всяком случае, никакой женщине. – А мужики, значит, пусть их… – улыбнулся Самарин. – А мужиков не жалко, – отрезала Лариса. Она поднялась с места и, раскачивая на ходу бедрами, направилась к двери. – До свидания, – сухо сказала она. – До свидания, – ответил Самарин, не повернув головы от экрана компьютера. «Чертовщина! Так этот учитель физкультуры – Толька Жебров. Значит, он работал в одной школе с Мариной Сорокиной! И они были знакомы!» Додумывать все следствия из этой мысли не было времени. Дмитрий вошел в кабинет заместителя начальника отделения майора Гусакова. – Ты не заболел, часом? – спросил его Гусаков. – Или влюбился? Что с тобой? – Думаю, – пожал плечами Самарин. – Ну и чего надумал? Тут опять Гнедин звонил из мэрии. Все интересуются, как идет следствие по маньяку. Надо приложить все усилия… Давай, брат, давай… Дмитрий скривился. – Мы прилагаем все усилия, но пока ничего. Кстати, вопрос к вам, Валентин Николаевич. Вы не помните, с какого времени у вас работает Анатолий Жебров? – Жебров? – Замначальника ничем не выказал своего удивления. – Сейчас припомню .. С девяносто третьего, если мне не изменяет память. Память майору Гусакову обычно не изменяла… – А что тебя вдруг это заинтересовало? – Гусаков посмотрел на Самарина, подняв правую бровь. – Пока воздержусь от ответа, ладно, Валентин Николаевич? – Как хочешь… Но это твое «пока» я придержу под контролем… Ближе к концу дня вернулась Катя, а за ней и Никита. Как и предполагал Самарин, ни родители Марины Сорокиной, ни ее сослуживцы по фотороботу никого не опознали, хоть и очень старались. – Ну, Дмитрий Евгеньевич, – тяжело вздохнула Катя Калачева, – Никита был прав: надо было принять валерьянку. – А что там у них? – спросил Дмитрий. – Я не специалист, – ответила Катя, – но мне кажется, Диканскую надо лечить. Она всерьез утверждает, что убил зять. – Ты права, – только и сказал Самарин. – Слава Богу, это уже не в нашей компетенции. На работе у Сорокиной, напротив, все было спокойно. Марина ни с кем особенно не дружила, а потому сослуживцы, попереживав, быстро успокоились. – – Значит, дополнительной информации – ноль? – констатировал Самарин. – Ноль, – развел руками Панков. 30 октября, четвергБудильник прозвонил ровно в пять утра. Сказать «затемно» – значит, не сказать ничего. Потому что в Петербурге в это время года светает не раньше девяти. Дмитрий открыл глаза и, все еще борясь со сном, всматривался в темный потолок, по которому пробегали светлые полосы. |
