|
Гринько в тот день опять отсутствовал и вернулся только утром. В ярости она решает сама расправиться с бывшим любовником и ночью поджигает его дом. Логично? «Тебе бы романы писать, Дмитрий Евгеньевич», – сказал сам себе Самарин. И все-таки Гринько надо держать под наблюдением. Во всяком случае разослать на него оперативку по всем вокзалам. Это Дмитрий решил поручить Кате Калачевой – девушка исполнительная. – Дмитрий Евгеньевич, – в кабинет ввалился Никита Панков, – я несолоно хлебавши. Сорокин уволился из «Домостроя» и теперь числится временно неработающим. Звонил ему домой – никто трубку не берет. – Звони, пока не дозвонишься, – распорядился Самарин, а про себя подумал: «С ним все ясно. Не может ежедневно видеть Ларису Мокроусову. И как он теперь будет жить? Я бы не знаю, что сделал… Или добровольцем в Чечню, или рабочим в Чернобыль…» – Да, Никита, вот еще что… – Что, Дмитрий Евгеньевич? – Дело по нынешним временам непростое, может и безнадежное. Но попробуй связаться с Душанбе. Нет ли в тамошней милиции чего-нибудь на Гринько Николая Степановича, бывшего жителя этой бывшей республики? Кол Шакутин мрачно курил, сидя на кухне. Родственники жили у черта на рогах, в Веселом Поселке, и, хотя по московским понятиям это было вовсе не так далеко, здесь, в Питере, он чувствовал себя заброшенным на край света. Он был дома один – все ушли на работу, и Кол вовсю предавался самым черным размышлениям.! Ежедневно он наведывался в отделение на Ладожском вокзале, равно как и в транспортную прокуратуру. Без толку. Ему ежедневно отвечали, что пока, увы, ничего нового по его делу нет. Он даже не мог толком добиться, была ли проведена экспертиза по отпечаткам пальцев на бутылке. Руки опускались, и хотелось только одного – плюнуть на все и укатить домой. Но жена Катя, с которой Кол каждый день говорил по телефону, настаивала на том, чтобы он продолжал добиваться своего. Вот если бы она могла приехать… Но, увы, рекламщики – люди занятые, и выкроить несколько дней она не могла. А потому Кол продолжал сидеть на кухне в Веселом Поселке, мрачно куря сигарету за сигаретой и глядя в окно на унылый пейзаж однотипной городской застройки, так не вязавшейся с оптимистичным названием. В коридоре зазвонил телефон. Кол сначала думал не подходить, потому что на самом деле дома никого нет, он не в счет, но затем все-таки вышел и снял трубку. – Попросите Николая Шакутина, – сказал в трубке вежливый женский голос. – Это я, – удивленно ответил Кол, и сердце подпрыгнуло от радости. Неужели из милиции? Нашли Константинова? – С вами говорят из грузового порта, – сказал женский голос, разбив все его надежды. – Я вас слушаю, – устало сказал Кол. Он прекрасно понимал, что сейчас последует. Его спросят, когда наконец появятся накладные на фрукты, объяснят, что каждый день простоя стоит столько-то (очень много) и что руководство порта просто вывезет товар на свалку, если накладные не появятся в течение трех дней. – У нас появился человек с накладными на фрукты для фирмы «Олеся», – сказала девушка. – Документы выписаны на ваше имя, но он утверждает, что вы заболели и ему пришлось заменить вас в самый последний момент. В дирекции меня попросили запросить Москву, и я узнала, что замены не было, а вас обокрали. Там мне сообщили и ваш телефон. – Девушка, милая! – крикнул Кол, вцепившись в трубку обеими руками. – Вы мне только скажите, где он? – Он здесь, в дирекции. – Не отпускайте его. Задержите под любым предлогом. Я сейчас у вас буду! Трудно поверить, что переход от полной апатии к бурной деятельности может быть таким резким. |
