Изучила форму губ под тонкими усиками, наклон головы, мрачный взгляд его черных глаз. Увидела в них цинизм — впрочем, как и ожидала. Но за цинизмом чувствовалась легкая нервозность — свидетельство того, что он действительно беспокоится о друге. И она невольно изменила мнение о нем в лучшую сторону.
— А что, по-вашему, он должен сделать? — спокойно спросила она. — Немедленно развернуться и помчаться в ближайший порт?
— Если бы верил, что это возможно.
— Вы должны понимать: уже слишком поздно.
Он повернулся и посмотрел на нее; его лицо исказил гнев.
— Я не уверен, совсем не уверен. И в результате я с радостью ввязываюсь в то, что, возможно, обернется бойней. Насколько я могу судить, это все делается ради вас, леди Маргарита. Как, по вашему мнению, я должен поступить? Следует ли мне присоединиться к вашему благородному делу или лучше стукнуть хорошенько нашего доброго Дэвида и, пока он будет в беспамятстве, вырвать его из тисков короля? И ваших.
Этот вариант был настолько абсурден, что Маргарита невольно вздрогнула, отчего ее кобыла шарахнулась в сторону. Успокоив лошадь и вернув ее обратно на дорогу, она бросила через плечо:
— Решение за вами, сэр.
— Вот как, значит, — пробормотал он, заставляя своего коня отойти от кобылы леди, двигавшейся в одном темпе со всей колонной. — Вот оно как.
Маргарита нахмурилась, глядя, как итальянец снова пустил коня галопом. Возможно, его нежелание участвовать в этом предприятии отражало настроение людей Дэвида. Мысль ей совершенно не понравилась, поскольку, если она права, то вряд ли можно будет всецело положиться на них. Впрочем, об этом пусть беспокоится Дэвид, он ведь их командир. Хотя она в какой-то степени тоже чувствовала ответственность за его людей. Если бы не она, они бы здесь и не появились.
Возня с Уорбеком, похоже, усилит конфронтацию между Йорком и Ланкастером. Кое-кто утверждал, что вечная борьба между белой розой Йорка и красной розой Ланкастера, прозванная некоторыми войной Алой и Белой розы, закончилась битвой при Босворте, в результате которой сел на трон Генрих Тюдор. С тех самых пор он и управлял государством. Но все равно попытки не мытьем, так катаньем получить это «теплое местечко» и окончательное превосходство над соперниками никогда не прекращались. И создавалось впечатление, что никогда и не прекратятся, по крайней мере до тех пор, пока не прольется кровь последнего претендента на престол из рода Плантагенетов, после чего он или будет выслан за пределы страны, или умрет.
И вот в такой ситуации Дэвид, по воле Генриха, собирался объявить себя новым претендентом на корону. Чтобы успешно расколоть армию Йорков, он должен привлечь под свои знамена значительные силы. Но если это удастся сделать, что дальше? В присутствии короля Маргарита не смела даже думать об этом, однако больше всего она опасалась как раз того, что кампания Дэвида как конкурента главе дома Йорков окажется слишком уж удачной. Он мог стать настолько опасным для Генриха, что его будут вынуждены устранить. Если так случится, она этого не переживет.
Дэвид слишком хороший человек, чтобы умереть так глупо. Хоть в этом она была согласна с Оливером.
Громкий стук копыт вырвал ее из болезненной задумчивости. К ней наконец-то направлялся Дэвид, и отблески солнца вспыхивали на его кольчуге — в окружении друзей он не носил ни шлема, ни доспехов, — и на богато украшенной сбруе могучего коня. Подъехав ближе, он сверкнул ослепительной белозубой улыбкой, осветившей на миг его бронзовое от постоянного пребывания на солнце лицо. Ее сердце встрепенулось и забилось так сильно, что у нее перехватило дух.
— Откуда такая мрачность, леди? Оливер известен своими комплиментами, конечно, но вы ведь не могли так быстро соскучиться по нему.
Астрид возмущенно фыркнула. |