Разумеется, его предупредительность по отношению к Маргарите не осталась незамеченной. За спиной у него раздавались смешки и колкие замечания, стихавшие, однако, стоило ему повернуться к наглецам лицом. Время от времени всадники подъезжали к Маргарите ближе, чем допускали приличия. Однако эти поползновения прекратились, как только он дал ей эскорт из числа своих людей, и теперь они ехали впереди и позади нее.

Случилось именно то, чего он боялся. Приказ Генриха ухаживать за раненым лишил ее того уважения, которое ей приличествовало. Ее репутация была принесена в жертву ради интриг короля. Такой проступок бросал тень на самого монарха, а Дэвида это не могло не злить.

Оливер большую часть пути ехал рядом с Дэвидом, хотя иногда также присоединялся к дамам. Когда он в очередной раз вернулся, Дэвид наградил его суровым взглядом, а когда заговорил, его голос походил скорее на рычание:

— Если тебя переполняет энергия, можешь присоединиться к авангарду и докладывать мне, что нас ожидает впереди.

— Бьюсь об заклад, все та же распутица, — радостно отозвался Оливер, — и больше ничего.

— Даже если впереди нет ничего, кроме овечьих троп, я хочу это знать.

Итальянец удивленно выгнул бровь.

— Bene, но с чего вы так разволновались? Рана опять болит?

— Вовсе нет.

— Так значит, вы переутомились и вас бесит необходимость сменить удобную кровать на седло.

— Нет.

— Возможно, дело в присутствии неких графа и графини и внезапно охватившей их радости по поводу возможности провести время в приятном обществе лорда Галливела?

— Не валяй дурака. — Дэвид уже и сам заметил, что между Галливелом и французской парой установились приятельские отношения, хотя и не понимал, кто стал инициатором. Стареющий лорд, похоже, увлекся графиней, а вот Селестине, скорее всего, просто стало скучно. Раз уж она лишилась возможности получить кровавое развлечение во время охоты, то непременно найдет его в другом месте. Хотя, если она намерена получить желаемое от него или от графа, ее ждет разочарование. Ее супруг слишком уж привык к ее попыткам вызвать у него ревность, а Дэвиду было абсолютно все равно, кого она возьмет в свою постель и почему.

— Non, bene. Так значит, причина кроется в расставании с сиделкой. Я могу поклясться, что прошлой ночью слышал сладкие стоны. Не говорите мне, пожалуйста, что вы не имеете к этому никакого отношения.

Затылку Дэвида под железным шлемом неожиданно стало жарко.

— Что я сделал или не сделал, тебя совершенно не касается.

— Нет-нет, но дождливая ночь и дама на расстоянии вытянутой руки после нескольких дней уединения… Конечно же, вы не идиот и не упустили такой шанс! На вашем месте я бы вцепился в него — или во что-то более конкретное — обеими руками.

— Но ты не на моем месте, — холодно заметил Дэвид, и в его голосе прозвучала угроза, — хотя, похоже, хотел бы на нем очутиться.

— Разумеется, ведь у меня в жилах течет горячая кровь, и в подобных делах я обычно не медлю. Эта дама интригует, она задерживается в мыслях намного дольше тех, кто просто миловиден. Она само совершенство, к тому же еще и умна. А ее страстность…

— Не для тебя, — перебил его Дэвид, и в его голосе лязгнула сталь.

— Но для вас ли она, друг мой? Каждый мужчина в этой плетущейся по грязи колонне считает, что да, и даже король. О вас двоих и так уже ходят слухи, так почему бы не оправдать их и не получить удовольствие?

Дэвид коротко рассмеялся.

— Не так давно ты говорил, что мне не стоит связываться с леди.

— Это было до того, как я узнал о ее добродетелях, до того, как она срезала с вас рубаху и остановила кровотечение, не дав вам умереть наглой смертью.