Морель, Морель! Цюрих был наводнен агентами всевозможных разведок. Разве не интересен личный врач фюрера?

— Говорите, что хотите, черви! — бубнил он, оглядывая высокомерно своих новых и новых спутников. — Главное, для меня нет секретов во врачевании!.. Я все знаю, друзья!

Хвастунишка, хвастунишка! Его обнимал очень симпатичный человек, знающий уйму немецких диалектов. Он просто врожденный уникал. Морель от него в восторге. Как пьет эта лошадь, а? Куда, оказывается, Морелю? Хозяин говорит Морелю: для приличия человек не должен напиваться до чертиков. Однажды, это было еще до хозяина, когда он упал с высокого крыльца и мог утонуть в небольшой лужице, образовавшейся неподалеку от лестницы. А во второй раз, когда ему захотелось узнать, почему хозяин, такой всегда… нордический, такой брезгливый, лез к этой психопатке. Чем она его увлекла? Не иначе, как своим темпераментом. Морелю в последнее время не везло на темпераментных женщин, и он, попросив, чтобы его оставили одного с этой психопаткой, решил испробовать счастье…

Хорошо, что была глубокая ночь, все действительно утомились. Безобразная вышла бы картина. Проспавшись, Морель увидел себя — как хозяина, которого своим приказом раздевал до трусов… Морель был голым в чужой постели.

— Боже, — молился он потом богу, — тебя бы не пощадил этот цвет германской нации. Без малейшего сожаления тебя бы, Морель, расстреляли или повесили.

Черви, черви, черви! Он проснулся где-то под утро, его собутыльник отдал, оказывается, ему свою кровать, а сам дремал не раздевшись, на диване, ей богу, похожем на тот, что несколько дней после того, как ее привезли из сада, занимала истеричка Юнита Митфорд. Знатный диванчик!

Трещала голова у личного эскулапа фюрера. Он застонал. Видимо, его вчерашний компаньон спал чутко. Потянувшись во весь рост, он приветливо сказал Морелю на чистом мюнхенском диалекте:

— Доброе утро, мой верный друг!

И жадно оглядывал толстое смуглое тело Мореля. Врач испугался, он подумал дурно о своем приятеле: мол, специально привез! Но тот, не проявляя особых чувств, нагнулся к нему, правда, погладил по волосам и ласково сказал:

— Я вам приготовил ванну. Замечательная ванна, мой друг! Замечательная! Искупаемся? Правда, я не банщик…

Морель опять испуганно стал оглядывать себя, он был почти гол.

— Выбросьте из головы глупости, — усмехнулся приятель, который вчера затащил его от обидчиков, набросившихся на Мореля за неловко сказанное. Будьте — как дома. Располагайте мной. Мне вы очень нравитесь, доктор. Я люблю таких открытых хороших людей, умеющих и пошутить, и выпить. Жизнь одна.

— Да, да! — пробормотал Морель. — Я вчера вел себя неприлично, если не сказать больше… Я…

— Идите, идите! Идите в ванну! Мы еще успеем с вами поболтать. Ваш отпуск… Он еще продолжается?

— У меня еще три дня… А, может, четыре? Погодите, какой сегодня день? Когда я сдавал эту даму? Какое сегодня число?

Приятель ему сказал, какое на дворе число, какой день и помог в этом дне сделать первый шаг Морелю. Сразу же на того нахлынула тошнота.

— Не могу! — вскричал личный врачеватель фюрера. — Хотя бы глоток пива!

— Ха-ха-ха! Набрались же вы вчера! Мы выпьем не пиво…

— Нет, хотя бы глоток, — стал задыхаться Морель от подпираемой рвоты.