Голова у Лены пошла кругом.
Легкая, радостная атмосфера встречи располагала к откровенности, раскрывала в подругах глубоко интимное. Женщины смеялись над безнадежностью своих жизненных ситуаций, одобряя или критикуя свои рискованные шаги и хваля удачные действия друзей. Вспоминали смешные несуразности своей жизни. Разговоры возникали сами собой, непринужденно, перетекая от одной темы к другой. Отовсюду слышалось: «Не томи, рассказывай. Ах, сгораю от любопытства». «Положительно уже то, что мы встретились». «Распахнулись пред нами двери взрослой жизни, но мы не растерялись… Не представляли, кто кем станет». «Ой, разбередила я душу! Девчонки, вообразите….» «И ты посмела усомниться! Десять годков отпахала и опять в ярмо на пять лет запряглась! Знай я, что он…», «Наши ребята были что надо!», «Общага – наш остров свободы».
«Теперь наступило время растерянных мужчин и уверенных деловых женщин». «Как прекрасны были наши тогдашние чудачества! Какие мы были молодые и наивные. Счастливое было время! Давно закончился наш розово-голубой период жизни – студенчество, а до сих пор как греет! Где она – наша юность – обетованная страна давно утраченного восторга?»
«Помните «пирожки с котятами» – с ливером? А любимые присказки: «А главное – дешево». «Обидно, досадно, но ладно». «Держи хвост пистолетом, прорвемся! Где наша не пропадала?» «Мягко говоря, грубо выражаясь». «Мне в высшей степени безразлично». Мы, конечно, иногда можем ругать то время, но оно было прекрасно!»…
«Ей шестьдесят? – А семьдесят не хочешь?» «Ты опять в фаворе! И ее это не покоробило?» «А помните наши первые вычислительные машины «Минск-1022» и «ЕС-1060» – огромные, громоздкие, как шкафы?»
Потом возгласы поутихли, воспоминания стали конкретнее.
– Помните плакат на душевой «Оставь одежду, всяк сюда входящий» и как Вадька перед Новым годом перевесил его на дверь комнаты, где жил молодой стеснительный аспирант? Нам было жалко скромнягу, но Вадька только за сто рублей соглашался водрузить его обратно. Вы вслушайтесь – за сто рублей! Мы таких денег отродясь не видели. Я уж и не припомню, на каком это курсе было. Знаю лишь, что быстро промотал Вадик летний заработок, стипендию и очень нуждался. А тут еще жена его на две недели раньше обещанного приехала. Погибал парень… А группа поддержки аспиранта орала, настаивая на немедленной сатисфакции за попытку выставить на посмешище. Тщетно было их старание помочь, только усугубляли положение аспиранта, вводя в число зрителей всё больше студентов. Хохоту было на все общежитие. Водилась у нас такая студенческая забава. А напоследок, так сказать, под занавес… – рассказывала Жанна, Инна перебивала:
– У Вадима в карманах всегда были огромные дыры, протертые немереными долгами.
– В долгах, как в шелках, точнее, как в репьях, был. Вечно перехватывал трешки. Девчонки себе такого не позволяли, – это Лиля припомнила.
Каждую историю сопровождали взрывы неумеренного веселья.
«Все мы вышли в люди, все мы сумели открыть вожделенные двери вузов». «Я не рискнула пойти в МГУ, где все студенты, как мне тогда казалось, – небожители. Страхи осаждали. Не хватило героического темперамента. То слезами давилась, то выходила из себя, земля уплывала из-под ног». «Ах, наше прекрасное, донельзя перенаселенное общежитие, где в комнатах, рассчитанных на шесть человек, жило по пять «зайцев».
– Ой, я припев к нашей шуточной песне вспомнила: «У меня для этой самой, этой самой, самой штуки есть своя законная жена». Ни разу за все годы разлуки не приходил он на ум, а тут вдруг всплыл. |