Помолчав, Эвлогий обратился к старому барону со словами:

— Труп этот следует отнести в замок.

На это Канеллак ничего не ответил. Но незнакомец, взяв за руку дикого человека, вымолвил:

— Тело этой женщины вы можете взять, но голова ее принадлежит мне. Правосудие свершилось.

Эвлогий с удивлением спросил:

— Кто вы? И какое имеете отношение к этой женщине?

— Я ее брат! — с этими словами говоривший сорвал платок, закрывавший ему часть лица. Эвлогий и Канеллак увидели ужасные раны и узнали — Телемака де Сент-Беата.

XIX

Рауль, одуревший, окровавленный и посиневший, остался прикованным к креслу пыток. Волосы его, намокшие от обильного пота, прилипли ко лбу; он поднял голову и увидел над собой толстые балки потолка, покрытые паутиной, с притаившимися громадными пауками.

Ужасные орудия пыток, освещенные тусклым светом лампы, казались живыми существами и шевелились. Рауль видел удвоенные профили разнокалиберных щипцов, пил, жаровен, клещей и абцугов; ржавчина на железе напоминала кровавые пятна. В зале царила тяжелая атмосфера, стоял запах сожженного человеческого тела.

Что делалось в сердце несчастного?!

Он просто удивлялся тому, что еще существовал. Несколько мгновений перед этим Раулем владели галлюцинации: ему казалось, будто он умер и зарыт в могилу. Но теперь это прошло. Он слышал, как с грохотом заперлись двери и шаги ушедших замерли в отдалении. Над его головой шумел ветер, очевидно, споря со скрипом и жалостным стоном флюгера, установленного на крыше.

Когда он угадал, отчего происходит этот шум и скрип, он уверился, что не грезит; мысли его понемногу пришли в порядок. И только тогда его положение представилось ему во всей ужасающей действительности. Он вспомнил последние слова Каспара д'Эспиншаля, появление графини, угрозы ее мужа, безжалостное равнодушие вооруженных людей и Мальсена, который унес тело бедной Одилии.

Рауль заревел от бессильной ярости и попытался сорвать свои узы. Цепи натянулись, кресло затрещало, но осталось целым.

Вторая и третья попытка были равно безуспешными. Эхо залы пыток одно повторяло дикие звуки и грохот — результат этих нечеловеческих усилий. Живое тело спорило с мертвой матерней; человек ломал железо…

За четвертым усилием обруч, сковывавший правую руку, лопнул. Посмотрев на обломки, паж увидел, что лопнула только верхняя часть. Рука его бессильно упала. Дальнейшие усилия, очевидно, были бесполезны.,

— Я погиб! — шепнул он. И вдруг вспомнил, какая участь ждет Одилию.

При этой мысли силы его снова воскресли. Как бешеный кинулся он с кресла, но сталь не подалась. От усилия жилы на его теле вздулись, и кровь брызнула из-под ногтей.

Обессиленный, он на минуту притих. Только глаза его искали вокруг себя какой-нибудь предмет, при помощи которого можно было бы освободиться от железа. В двух шагах лежал большой стальной молоток. Опрокинувшись вместе с креслом, Рауль схватил молоток.

Двух-трех ударов оказалось достаточно, чтобы сломать обруч на левой руке.

Руки были освобождены. С минуту он отдыхал. Затем таким же образом расковал свои ноги. По его мнению, половина дела была совершена. Оставалось совершить вторую половину: выйти на свободу.

Он попробовал было высадить дверь железным ломом, но скоро оставил это намерение: дверь была из железа. Тогда взоры его направились вверх, к отверстию в потолке, узенькому окошку, через которое невозможно было пройти.

С пилой в руке Рауль по цепям, спускавшимся с потолка, добрался до самого окна и распилил потолочную доску. Окно сделалось шире, и оттуда проник дневной свет. Приблизительно было шесть часов утра.

Три часа уже он работал, чтобы выбраться из темницы и почти достиг цели. Оставшееся уже не пугало его; выбравшись на крышу замка, он надеялся по водосточным трубам спуститься вниз.