Иса. Кано перевернутая. Иса.

Отметка чужого мира, напоминание о решении, которое когда-то казалось правильным.

В последние годы шрам утих, напоминая о себе крайне редко, да и то льдистым покалыванием, а не выплесками туманов с той стороны. Но сейчас он наливался кровью, распухал и нервно пульсировал, отдавая острой болью в зубы.

Семен Семенович снял пиджак и туфли, оставшись в синих носках и синей же рубашке. Кое-как выковыряв запонки, он рванул рубашку. Посыпались пуговицы, а цветные лоскуты полетели на кожаный диванчик. К ним присоединился и ремень с широкой посеребренной пряжкой.

Баринов же достал из нижнего ящика стола шкатулку, перехваченную крест-накрест цепью. Поддев цепь мизинцем, Семен Семенович с легкостью разорвал ее.

В шкатулке лежали нож, больше похожий на медвежий коготь, и кисть. На каминной полке нашлась миска из белесого янтаря, которую Баринов поставил у камина.

Не выдержав, он все же прикоснулся к шраму, и тот дернулся под пальцами, уходя вглубь мышцы.

— Я приглашаю тебя, — громко сказал Семен Семенович в жерловину декоративного камина. — Слышишь? Я приглашаю тебя в свой дом.

Ухватив нож-коготь за короткую рукоять, Баринов вогнал лезвие в руку и дернул, распарывая кожу по синей ленте вены. Струйки крови закапали в миску. Они наполняли ее медленно, сначала до половины, а там и почти до краев.

— Я знаю, что ты здесь, — Баринов отложил нож и, взяв в руки кисть, прямо на паркете вычертил руну «Иса». — Я слышу тебя, кем бы ты ни стал сейчас. Выходи. Есть разговор. Будь…

Он запнулся, но заставил себя договорить:

— …гостем в моем доме.

Тень выползла не сразу. Она долго ворочалась в камине, высовывая то короткую уродливую лапу, то суставчатый хвост, украшенный двойным рядом острых шипов, то птичью голову на тонкой шее. Но запах крови манил, и тень не устояла.

— Сссдраствуй, — прошипела она, перетекая на пол. — Сссдрасствуй, Сссема.

— Где Шурка?

— Шшшурка? — тень обернулась вокруг миски. Длинный язык ее коснулся крови, и тень благостно заурчала. — Ты сссам ссснаешшшь.

— Он там?

— Там, — легко согласилась она.

— Верни его. Слышишь? Верни!

— Бессспокоишься? Бессспокойссся… Сссбежал… сссбежал… трон пуссстует. Всссем плохо.

Она забралась в миску с лапами. Тень поглощала кровь и росла, становясь больше, черней.

— Ты ушшшел… ты ушшшел… бросссил. Мы рассстроены. Сссильно.

— И поэтому вы забрали моего сына?

— Нет. Он сссам. И всссе сссам. Он не отссступит.

— Не отступит, — повторил Семен Семенович. — Я учил не отступать.

— Всссегда первым. Верно? Во всссем… и он сссправиться. Ссстанет владетелем Ниффльхейма.

Тень улыбнулась беззубым ртом.

— Это будет сссправедливо… сссправедливо… но есссли ты хочешь, я могу предупредить. Расссказать правду. Всссю до капельки. До поссследней капельки крови.

Она попятилась, показывая, что в миске пусто, и Семен Семенович, вытянув руку, надавил на разрез. Тень ловила кровь на лету и жадно глотала. Каждый глоток порождал волну судороги, а тело раздувалось, пока не раздулось до предела. Оно лопнуло, выпустив тысячу крохотных перышек, которые шевелились и шелестели, повторяя каждое, произнесенное Тенью слово.

— Верни Шурку и у тебя будет столько крови, сколько захочешь.

— Хорошо бы. Но расссве я могу?

— А кто может?

— Ты ссснаешь.