Он получил на выборах уже в первом туре около 53 процентов голосов, и это давало ему прочный мандат не только на власть в стране, но и на выбор союзников и партнеров, а также на проведение серьезных политических и экономических преобразований.

Для многих политических наблюдателей несомненный, но неожиданный успех Владимира Путина на выборах казался необычным и даже необъяснимым. «Стоит присмотреться внимательнее если не к фигуре главного кандидата на главный пост, то к сумме обстоятельств, сопровождающих его продвижение к вершинам власти, — советовал нам Александр Архангельский из “Известий”. — Обстоятельства эти, прямо скажем, печальны. Одинокая фигура балансирует над пропастью; под нею нет никакой опоры. Ни реальной политической силы, которая сохранит верность в случае, если удача вдруг отвернется; ни финансовой базы, ни надежного (пускай неизбежно коррумпированного) окружения. Не публичный политик, а какой-то солдат политической удачи, единственный расчет которого на собственные силы, на ясный и ледяной ум, на везение, на счастливую звезду, которая до сих пор не подводила; может статься, не подведет и в будущем» .

Со сказкой сравнивал возвышение Владимира Путина писатель Михаил Чулаки. «И как это мы не заметили, — писал он, — что на наших глазах разыгралась грандиозная история Золушки — да к тому же в мужском варианте, что случается несравненно реже. В чем прелесть и сказочность сюжета: власть досталась не одному из тех многих, кто годами рвался к ней, а тому, кто вчера и вообразить себя не пытался в роли президента. Столь волшебный поворот истории не мог не заворожить всю страну. Когда появился наш герой, выбрать кого-нибудь из потрепанных властью политиков значило нарушить намечавшуюся сказку» .

Необычность карьеры, которую сделал Владимир Путин, особенно с августа 1999 года, очевидна. Такая карьера была бы невозможна еще десять лет назад, так как продвижение в иерархии советской власти не могло быть быстрым, и оно во всех случаях, не исключая и «феномена Андропова», происходило не только через систему государственных органов, но и через партийные структуры. Любой претендент на высший пост в СССР должен был стать членом ЦК КПСС, а затем и Политбюро ЦК КПСС, и получить мандат на лидерство от группы высших партийных руководителей.

В советской системе политического руководства не было места неожиданностям. Выдвижение людей в КПСС было сходно с выдвижением людей в армии, где человек поднимается вверх после присвоения ему очередного звания и где никто не намерен надевать на него генеральскую форму просто потому, что он способен на руководство или претендует на это. (Конечно, в годы войны продвижение в чинах в армии может быть более быстрым, но при наличии определенных заслуг.) В такой однопартийной и идеологизированной системе власти Ельцин мог бросить вызов Горбачеву только потому, что он почти двадцать лет принадлежал к высшей партийной номенклатуре, к элите и прошел в эти годы путь от заведующего отделом Свердловского обкома партии до первого секретаря Московского горкома партии и кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Он был уже советским патрицием, и с этим нельзя было не считаться. В ином случае на его критику и оппозицию никто не обратил бы никакого внимания.

Однако как раз в начале 90-х годов в Российской Федерации вся прежняя идеологическая и кадровая системы были сломаны, все принципы перемешались, и в результате появилась возможность самых неожиданных и необычных карьер. Известно, что первым фаворитом Ельцина и вторым человеком в российской иерархии власти стал в конце 1990 года Геннадий Бурбулис. Каким опытом и политическим капиталом мог располагать этот заурядный преподаватель марксизма-ленинизма из Уральского института повышения квалификации инженеров цветной металлургии? А ведь именно Бурбулис сформировал первое правительство «реформаторов» и сформулировал идеологию новой «перестройки».