Хочешь дальше проживать – плати.
– Денег нет.
– Тогда забирай свой узелок и убирайся.
Половой вынес из подсобки узелок Андрея.
Ситуация – хуже не придумаешь. Крыши над головой нет, как нет и денег. Есть охота. В общем, бомж и голь перекатная. Аглаю бы как-то известить, да адреса он не знает. Расстались они впопыхах, он и спросить не успел. Наверняка подумает, что сбежал от нее. Не хотелось Андрею, чтобы она плохо о нем думала, не заслужила Аглая такого отношения.
Но деваться было некуда, и Андрей направился к причалам на Москве-реке. Он походил, поспрашивал кормчих, не нужен ли им гребец до Великого Новгорода? Но не везло ему: то судно не туда идет, а если им по пути, то гребец не нужен.
К вечеру Андрей уже подумывать стал, не пойти ли пешком. Конечно, это долго и утомительно, но и торопиться ему некуда. Повезло, когда он уже отчаялся: судно шло именно в Новгород, и гребец им был нужен.
Кормчий долго и с пристрастием расспрашивал Андрея: кто он, откуда, с кем плавал, видимо, боялся взять на борт татя. Команда на судне невелика, пять-шесть человек, и если один окажется лентяем или разбойником, то и судно и людей погубить можно. Потому Андрей не удивлялся дотошному допросу, стало быть, кормчий – человек серьезный, основательный.
– Хорошо, беру. За работу – мои харчи и перевоз.
– Согласен.
Работать пришлось много. Как назло, ветер был то встречный, то боковой. Два дня они не отходили от весел, и только на третий день подул попутный ветер.
С непривычки Андрей набил на ладонях кровавые мозоли. Гребцы-то уже привычные, кожа у них на ладонях плотная, жесткая, что твоя подошва.
Кормчий и в самом деле оказался толковым, не жадным, на питании не экономил. Кулеш и утром и вечером с мясом был и с салом, сытный.
Гребцы одного возраста с Андреем были, работящие. Андрей даже позавидовал кормчему – дельную команду он набрал. Андрей сам имел опыт плавания в купечестве и понимал, что от команды многое зависит.
Когда судно подошло к новгородскому причалу, кормчий сказал Андрею:
– Зря ты уходишь, парень. Приглядывался я к тебе. Не гребец ты, это видно, другого полета птица. Но в команду ты влился, от работы не отлыниваешь. Оставался бы ты… Чего тебе в Новгороде делать?
– К родне добирался, – соврал Андрей.
Неудобно было кормчему врать, хороший он мужик, но и правду сказать нельзя.
– Ну, смотри. Мы дня три-четыре стоять будем, разгрузка-погрузка. Если не срастется с родней, завсегда возьмем, коли возвертаться надумаешь.
– Спасибо на добром слове, – поклонился Андрей кормчему.
Сразу от причала Андрей направился к Гермогену. Прошло полгода, как они расстались, и обида на Гермогена поутихла; но осадок остался. Да и деваться Андрею было просто некуда – ни дома у него, ни денег, чтобы свое дело открыть.
Гермоген встретил его ласково, как будто и не расставались.
– Как жил, что делал?
Андрей не стал ему рассказывать про Тверь и Переяславль – это личное и к делу не относится. А вот про Москву подробно рассказал – и о взрыве моста, и об отравлении.
– Я же просил тебя в Москве не показываться! Вдруг схватили бы?
– Бороду хной перекрасил, рыжим стал – в зеркале сам себя не узнал. Уверен был, что и другие не узнают. Так ведь и обошлось.
– Жаль, что попытки убить Иоанна закончились бесславно, враг он Новгороду. Про унию слышал?
– Откуда?
– Литва с поляками объединилась. Видно, война в Ливонии совсем Литву доконала. Тяжело им Иоанну противостоять, вот и объединились, вместе легче отпор давать. Полагаю, Иоанн мирный договор подпишет.
– Новгороду-то что с того?
– Э, не узнаю тебя. |