Однако ниже по течению реки стало понятно, чего дожидались вотяки. Перед слиянием с рекой Кильмезь Вятка делала резкий поворот. Течением стало прибивать суда к правому берегу, и вотяки тут же стали обстреливать суда из луков. Стрелы впивались в мачты, борта, палубу. Все находившиеся на судах попадали ниц, укрываясь от стрел.

Только купец и кормчий малой лодьи вцепились в рулевые весла – у них не было иного выбора. Брось они весло – и суда подойдут близко к берегу, а то и уткнутся в него. Лицо купца побагровело от натуги. Два судна весили много, хотя и были пустыми, и удержать их на стремнине требовало значительных усилий.

Поняв это, Андрей бросился на помощь купцу. Вдвоем они навалились на весло, и лодьи стали отклоняться к середине реки. Несколько стрел на излете ударили в борт, остальные стали падать в воду.

Вотяки разочарованно взвыли и дальше, за поворот, уже не пошли. Они выкрикивали что-то явно обидное, только слышно было плохо.

Так и ушли от них.

На ночь путники не останавливались, только спустили парус и выставили на каждой лодье по впередсмотрящему. Однако на следующую ночь все – таки пристали к берегу. Путь проделан немалый, и не могут вотяки за ними пешком угнаться; тем более земли пошли для них чужие. Развели костер, сварили кулеш и впервые за несколько дней поели горяченького. Ночью по двое дежурили охотники, днем они отсыпались.

На слиянии Вятки и Камы суда развернуло течением, поставив поперек движения. Кое-как они выправились. Однако опыт учли. Перед впадением Камы в Волгу отвязали швартовы, рассоединив суда, перебросили конец с одного судна на другое – вроде буксира.

Ох и широка Волга, ох и полноводна! Андрей залюбовался водной гладью.

Зато гребцам пришлось туго. Ветра не было, парус обвис и был подтянут, зарифлен. Пока до Казани дошли, изрядно вымотались. Но у казанского причала встали.

Купец с Андреем отправились на торг – был такой недалеко от причала. На нем продавалось все, что было нужно корабелам: весла разных размеров, пеньковая веревка различной длины и толщины, доски для ремонта обшивки, медные гвозди, парусина, провизия. Вот только сала не было.

Они долго торговались за парусину для паруса. Денег у Андрея было в обрез, даже не хватило немного. У купца же денег не было вовсе. И все-таки они сговорились, купили.

Когда уже несли на корабль свернутую рулоном парусину, купец неожиданно спросил Андрея:

– Ты кряшен?

– Это еще кто? – удивился незнакомому слову Андрей.

– Ну… крещеный татарин…

– Как есть русский! – фыркнул Андрей.

– А говоришь по-ихнему лихо и торгуешься, как восточный человек.

– Так я толмач.

– Не знал, прости. И еще я за тобой заметил: хватка у тебя, как у купца.

– Был когда-то купцом, и лодья своя была. К мордве в плен попал – ни корабля, ни товаров. Вот как ты. Только давно это было.

Полдня вся команда сидела и шила парус. Купить парусину – полдела. Надо ее по размеру подогнать, поперечину в уже готовом парусе закрепить, чтобы поднимать и опускать можно было.

Работали длинными толстыми иголками и дратвой – как у сапожников. На реке влажность, да и под дождем парус нередко бывает. Обычные нитки гниют быстро, а сученая дратва держится долго.

Уже вечером приладили парус, подняли для пробы. Все работало, и потому решили утром отплывать.

Утром поели всухомятку – свежими лепешками и конской колбасой, купленными у татар. Теперь впереди только Волга, около трехсот верст пути. Если повезет и ветер будет попутным, через неделю они причалят в Нижнем.

Кораблики шли каждый сам по себе, без буксировочного конца.

Андрей подолгу сидел на корме, рядом с купцом, разговоры долгие вел с Ефремом Титовичем. Собеседник он был интересный, имел свое мнение, свой взгляд на события на Руси, на Иоанна, на кромешников.