Письмо недавно от них пришло, пишут – слухи разные бродят. Спрашивают – не слыхать ли чего в Москве?
– Ничего, – отрезал Замойский, – уж я бы знал.
– И слава богу! Выпьем?
– Вроде дела обговорили, теперь можно и выпить.
Боярин выпил, похрустел свиной рулькой.
– Вкусно! Однако пора и честь знать!
Андрей проводил гостя до дома старшины, где стоял возок боярина.
– Ну, будь!
Боярин вскочил в возок, ездовой хлестнул лошадей, и боярин уехал.
Андрей перевел дух и, вернувшись домой, сказал Егору:
– Разговор с боярином слышал?
– Весь, от начала и до конца.
– Завтра отправляешься в Новгород, передашь Гермогену заказ на немецкое сукно: сто рулонов синего, столько же зеленого и тридцать рулонов красного. За боярина Замойского скажешь, говорит – про Новгород в окружении царя ничего не слыхать.
– Понял.
– Жду назад с рулонами.
Наутро Егор отправился в Новгород.
Днем Андрей торговал в лавке, а вечерами встречался с писарем Сафоном. Тот сначала носил рукописные копии несущественных документов, но Андрей исправно платил, и со временем пошли документы поважнее: о переписке царя Ивана с английской королевой, о предоставлении английским купцам права беспошлинной торговли. Все копии Андрей забирал с собой. Несущественное сжигал в печи, интересное прятал в тайнике, который оборудовал на чердаке.
А через неделю Андрей едва не «прокололся». Он обслуживал покупателя в лавке, привередливого голландца. Тот выбирал отрез сукна, и его не устраивала то цена, то цвет материала. Когда же он все-таки выбрал и уже рассчитывался, звякнул колокольчик на двери. В лавку входили две женщины. Андрей увидел их, и внутри все сжалось: это была купчиха Авдотья и дочь ее Аглая, с которыми он расстался в Твери. Он помнил, что они жили в Москве, а в Тверь ездили к родне. Он еще сбежал от них, не попрощавшись.
Аглая уставилась на него, широко раскрыв глаза, Авдотья же не обратила никакого внимания.
– Мне сказали, что у тебя в лавке сукно немецкое хорошего качества, – начала Авдотья.
Аглая толкнула ее локтем в бок:
– Матушка, гляди!
Купчиха стала шарить взглядом по полкам с тканями, думая, что Аглая увидела понравившийся материал.
– Да не туда! На купца смотри!
Но Андрей уже отошел от первоначального шока и улыбнулся.
– Гутен таг, фройляйн!
– Доброе утро, – ответила Авдотья.
– Матушка, да погляди же, – не отставала от нее Аглая, – вылитый Андрей – тот, что нас на дороге от разбойников спас, только что без бороды.
– Так тот русский, а это немчура!
– Да он это, он! Я голос узнала!
– Что желаете купить? – Андрей намеренно говорил с сильным акцентом.
– Да какой же это Андрей? Тот по-русски хорошо говорил! – попыталась урезонить дочку Авдотья.
– Удивительно, как близнецы-братья! – не сдавалась Аглая.
Для того чтобы окончательно снять сомнения, Аглая попросила Андрея:
– Можно мне посмотреть твою левую руку?
Андрей растопырил левую ладонь.
– Нет, вот здесь, – она коснулась его предплечья.
Андрей завернул до плеча рукав рубашки. Никаких шрамов на коже не было.
– Ну, убедилась? Прости, купец.
Аглая потупилась. Да, если бы раны и шрамы от них не исчезли таинственным образом, Андрей бы влип.
Аглая поскучнела. Купчиха же выбрала сукно, поторговалась для приличия и купила.
Когда женщины вышли из лавки, Андрей облегченно вздохнул. Для всех, особенно для жителей Немецкой слободы, он немец. |