Свобода! Будто с меня свалились какие-то невидимые цепи!

Я рванулся изо всех сил и вскочил с алтаря, как-то пролетев привидение насквозь. На миг меня окатило диким холодом и раздался скрипучий вопль или визг, который тут же стих — а потом по воздуху поплыли рваные клочья сизого тумана, еле сохраняющие форму рук, кусков призрачного тела, косм седых волос…

Компания Митча прижалась к стене и смотрела на меня бешеными глазами, а он сам, тряся челюстью, выпучившись выразительнее прочих, молча разводил в воздухе руками. Я съездил ему кулаком по физиономии — увы, удар отдался во всем теле такой неожиданной жгучей болью, что в глазах потемнело.

А Митч только мотнул головой — и вдруг истерически захохотал, размазывая по роже невесть откуда взявшуюся кровь и указывая пальцем на что-то позади меня. К моему крайнему удивлению Летиция тоже рассмеялась — просто весело, без всякого намека на истерику. Я обернулся. О, господа!

На алтаре, где только что лежал я, сидел пропавший тритон. Он облизывался раздвоенным языком и был страшно похож на детский ночник — полагаю, вы видели такие забавные лампы в виде всяческих зверушек и птичек, со светящимися животиками. Его живот сиял ровным голубым светом, таким ярким, что рядом можно было бы, кажется, прочесть газету. Но сияние постепенно угасало.

— Ужасно, — пробормотал отступник Клейн. — Он же сожрал… теперь уже ничего нельзя сделать…

А моя рука тем временем заболела как-то иначе — жгучей ломящей болью на месте кольца. И я поднял ее к глазам — но не особенно им поверил.

Я увидел то, о чем вы все, полагаю, давно уже догадались. Не было больше ни кольца, ни пальца, на который его надели. И текла кровь — слабее, чем можно было ожидать. А все эти подонки таращились на меня с тоскливой безнадежностью на синеватых мордах — дуэнья рыдала.

Зато ко мне подошла Летиция. Она улыбалась, голубой камень у нее на шее померк и блестел не больше, чем стразовая побрякушка в полумраке — зато очи звездами сияли. Мне показалось, что ее можно поцеловать — и интуиция меня не обманула.

Никто из предателей даже не пошевелился. А Летиция сказала:

— Цел, малек? Это вправду ты, или все-таки уже Он, Владыка Океана, а?

— Наверное, я, — говорю. — А это вправду ты или уже какая-нибудь другая русалка, а? Рабыня Эдгара, пардон?

Она фыркнула. Это была стопроцентная Летиция, господа — она опять болтала, не обращая на посторонних ни малейшего внимания. Она их неописуемо презирала, сухопутных крыс. А тот, кто наблюдал огромным глазом из-за стекла, похоже, приходился ей близкой родней.

Так что на мою жалкую попытку съязвить Летиция ответила с совершенно обычной насмешливостью.

— Не мути воду, не кальмар! Дай сюда свою клешню, надо кровь остановить. Как ты думаешь, кто это дозвался до твоего вящего духа, когда тебя сделали одержимым, а малек? Мы с твоим товарищем только хвостом вперед не плавали, чтобы избавить мир от этого гада Эдгара — а если заодно вышло и от твоего пальца, то так уж, прости, получилось.

Она весьма легко отодрала полосу шелка от своего чудного одеяния и принялась перетягивать мне руку. Вероятно, это было очень эффективно, но так больно, что передо мной все плыло. А Летиция говорила:

— Это был его амулет Продолжения, видишь ли. Главная часть его существа, когда он лишен плоти. Пока существует перстень, у него есть шанс. Но твой вящий демон…

Тритон тем временем подполз ко мне и обхватил лапками мою лодыжку — такой трогательный!

— Погоди, Ци, — говорю.