Джерин, работая мечом, словно кинжалом, пронзил ему горло. Оттуда вырвался булькающий крик: враг захлебнулся собственной кровью.
Джерин поднялся на ноги и огляделся вокруг. Не увидев Дарена, он грязно выругался. Он ведь, сверх всех своих планов на это сражение, планировал и приглядывать за юнцом.
Но после первой же схватки с гради умудрился потерять его из виду. Единственное, что ему теперь оставалось, — это метаться по лесу, пока в нем больше не останется захватчиков, способных сражаться.
Он никогда не участвовал в подобных битвах. Он практически не мог ничего контролировать. Поле обзора в любую сторону не превышало нескольких футов. Как для него, так и для остальных, не важно — своих или гради. Он перебегал от одной мерзкой свалки к другой, помогая элабонцам и трокмуа и делая все возможное, чтобы гради валились на землю и оставались лежать там.
Он умел управлять десятками колесниц, даже сотнями. Их отряды с проворством военных галер на воде перемещались по его воле. Тут же все было иначе. То два гради выскакивали из-за соседних деревьев и набрасывались с топорами на одного элабонца, то три элабонца и один трокмэ налетали с мечами на пару гради, спиной к спине пытавшихся дать им отпор, пока кто-то из них не падал, а потом не приканчивали второго. Лес наполняли крики и вопли вкупе, а также зловоние выпущенных наружу внутренностей с металлическим привкусом свежепролитой крови.
Каждый раз, видя своих людей, он отсылал их в сторону последнего попавшего в зону его видимости скопления гради. Когда же он видел гради, то призывал своих людей сразиться с ними. Вскоре он обратил внимание, что на земле почти нет раненых. И быстро сообразил, что каждая из сторон приканчивает раненых врагов, валяющихся под ногами. Он закусил губы. Сражения между элабонцами и даже между элабонцами и трокмуа обычно такими жестокими не бывали.
Вдруг сердце его подпрыгнуло. Впереди шагал Дарен — меч в одной руке, щит на другой. Он крался по лесу, вертя головой во все стороны и петляя между деревьями. Услышав шаги за спиной, молодой человек стремительно обернулся, готовый драться.
— Я не враг, — сказал Джерин, хотя юнцам, у которых едва начинала пробиваться бородка, любые старшие родственники, а в особенности отцы, зачастую казались чуть ли не самыми главными на свете врагами.
Однако Дарен воспринял его слова именно в том смысле, который Джерин вложил в них. И задал тот же вопрос, какой тот мысленно задавал сам себе:
— Мы побеждаем?
— Гореть мне в пяти чистилищах, если я знаю, — ответил Лис, но тихо, чтобы не привлечь внимания гради.
Возможно, с излишней предосторожностью, так как лес буквально гудел от криков самого разного свойства. И все же лучше проявить излишнюю осторожность, чем недостаточную: последняя зачастую приводит к печальным последствиям.
— Не знаю, — повторил он. — Но мы углубились далеко в лес, и они не вытеснили нас из него, поэтому могу сказать, что мы не проигрываем.
Произнеся эти слова, он вспомнил, как Бейверс говорил ему то же самое посреди схватки с Волдар и богами гради. Нет, подумал он, не посреди, а, вероятно, в самом ее начале, ибо по всем признакам она все еще продолжается. Она может длиться еще многие дни и, насколько понимал Джерин, даже годы. Богам ведь не нужно есть или спать в любом значении этих понятий, и их к тому же гораздо труднее убить, чем обычных людей.
Он вытянул руку и похлопал по щиту Дарена своим мечом.
— Идем, — сказал он. — Посмотрим, что за миленькая компания нас ожидает.
Они прошли совсем немного и оказались перед шеренгой кустов, обрамлявших небольшую поляну. И вновь обстановка жутким образом напомнила Джерину поляну в божественном Домегради. Сражение, кипящее здесь, вряд ли можно было назвать менее беспорядочным и менее диким, чем то, из которого вышвырнула его Волдар. |