Пришла зима, тяжелая холодная зима. В стране царили голод и разруха, словно по цветущим равнинам прокатилась волна огня. Высоко в горах лежал снег, но и там его покрывали хлопья сажи. Даже зима заболела в Мерхе.

Наразен бродила по высокогорным тропам. Она спала с пастухами и подпасками. Когда она, обнаженная, появлялась перед ними, ее тело цвета майского меда и огненно-рыжие волосы возбуждали их. Мужчинам казалось, что это богиня спустилась с небес осчастливить их. Они мечтали о сыновьях, зачатых ими в прекрасном теле богини. Сыновей не было, но любовники Наразен об этом не знали. Королева спала с разбойниками. Один из них полоснул ее ножом, и повелительница Мерха приказала убить его. Всю злость от собственной беспомощности выместила она на этом несчастном. В ее постели не осталось места для женщин, так же как больше не было и пронзенных копьями леопардов у ее ног. Ложе с Наразен делили только мужчины, а сама королева стала леопардом на их копьях. Она ничего не чувствовала и жила, как будто во сне. Наразен могла быть только такой — гордой и прекрасной, без стыда несущей бремя позора. Но по-прежнему она оставалась бесплодна, и страна умирала.

Зима, наконец, с радостью покинула Мерх. Весна принесла новые ураганы, лето — желтую пыль. Чума, отоспавшись за зиму, надела просторные одежды желтой лихорадки и бродила по улицам города, стуча в двери домов.

И тогда настал день, когда Наразен пробудилась от сна, сковывавшего ее. Она выглянула из окна, увидела ад, в который превратился ее Мерх, и подумала: «Все мои попытки закончились неудачей. Я должна была хранить свое тело для себя, вместо того чтобы сдавать его внаем. Я стала добычей, теперь же пора вновь превратиться в охотницу». И тогда посмотрела она чуме в глаза и подумала: «Что же мне сделать, чтобы избавиться от тебя?» И чума ответила: «Ты и сама знаешь, но не сможешь этого сделать». Тогда Наразен с шумом захлопнула ставни, отгородившись от пыли и зловония Мерха.

Но королева догадалась, что надо сделать, когда услышала, как неподалеку от дворца какая-то женщина заплакала и стала причитать:

— Мой милый умер от лихорадки! Мой любимый умер!

Услышав стоны несчастной, Наразен вздрогнула всем телом, неожиданно осознав, в кого превратил ее Иссак, и сжала кулаки, ибо поняла, наконец, где проходит путь, ведущий к спасению.

Но все же это были лишь звезды, освещавшие для Владыки Улума поле боя: то, что еще заслуживало внимания.

Улум был черным, атласно-черным, как шкура пантеры, блестяще-черным, как отшлифованный черный жемчуг. Его высокая стройная фигура казалась отлитой из тьмы, а длинные белые волосы, как и одеяния, были цвета слоновой кости. Белые волосы и белый плащ колыхались и мерцали в темноте, и казалось, что это клубы дыма скользят по полю битвы. Лицо Улума редкой, необъяснимой красоты всегда носило маску отрешенности. Люди смотрели на бесстрастное лицо Владыки Смерти и не могли впоследствии вспомнить его. Лик Улума ускользал из их памяти, как вода утекает между пальцами, как морская волна уходит в прибрежный песок во время отлива.

На поле боя протекал неглубокий ручей. Те немногие, кому хватило сил добраться сюда и напиться воды перед смертью, уже умерли, и теперь их лица и руки скрылись под водой, окрасив ее в темный цвет крови. В нескольких шагах от ручья лежал еще живой молодой воин. От боли все плыло у него перед его глазами, но он все же заметил, как высокая тень Улума скользнула мимо, на мгновение закрыв звезды. Воин позвал его. Голос несчастного звучал тише, чем шелест травы в поле.