Жорнадеш в алом халате лежал в самой дальней комнате на мягкой кровати под высоким пологом и пил вино — кубок за кубком. Он расположился спиной к дверям, поэтому, услышав мягкие шаги, капризно простонал:

— Знай же, девушка, я послал за тобой, чтобы ты утешила меня, отвлекла от этих снов, которые постоянно нарушают мой покой. Утешь меня, или тебя накажут. Если я решу, что жизнь моя в безопасности, тебя не казнят. Поторопись же со своими ласками.

Осторожно ступая по ковру, Наразен подошла сзади к Жорнадешу и вонзила свои длинные когти в его спину, разорвав халат и кожу на спине толстяка. Жорнадеш взвыл. Он с трудом обернулся — и тотчас понял истинное значение пророчества.

Невозможно описать состояние Жорнадеша, когда он, лицом к лицу, столкнулся со своей Судьбой. Он ползал по полу, лил слезы, выказывая признаки полнейшего ужаса, свойственного людям всех времен.

— Тихо, — прошипела Наразен. — Не так подобает встречать свою королеву и госпожу, правительницу Мерха. Вставай, надень драгоценности и знаки власти. Этой ночью я буду сидеть с тобой в тронном зале дворца. Я буду твоей гостьей, и тебе придется вернуть трон, который ты украл у меня. Ты призовешь поэтов, чтобы они восхваляли меня, и женщин, чтобы услаждали меня, — всех своих женщин, которых тошнит от твоей отвислой задницы… Делай, как я сказала, или ты хочешь убедиться в моей силе?

Жорнадеш, обезумев от страха, повиновался приказам Наразен. Но, спустившись в тронный зал, они никого не нашли — весть о появлении сверхъестественной женщины распространялась быстрее, чем перемещалась королева. Дворец давно опустел. Только далекие крики и мелькание огней по улицам указывали направление, в котором бежали толпы слуг.

Наразен уселась на трон в большом зале, как в дни своего царствования. Она разглядывала алебастровые светильники, столовое серебро, кубки с вином и блюда с хлебом и мясом, которые больше были ей не нужны. На стенах зала висели шкуры леопардов и других убитых ею зверей, а над троном алело шелковое знамя, захваченное ее отцом в битве с могучим принцем. У подножия трона стояла серебряная скамеечка для ног, усыпанная жемчугом, — подарок другого могущественного принца, которого Наразен однажды пощадила в поединке.

Постепенно глаза бывшей королевы Мерха наполнялись печалью и злобой. Вскоре она обратила внимание на еле заметную тень, затаившуюся возле трона. Очертаниями она напоминала маленького ребенка. Когда пламя мерцало, казалось, что младенец шевелит ручками и ножками.

— А, это ты, — едва слышно прошептала Наразен, охваченная недобрыми предчувствием. — Может ли быть так, что ты еще дышишь, когда я мертва? Ты, отродье, без помощи которого ни один убийца не подобрался бы ко мне… Я помню, как ты плакал в склепе, но теперь ты свободен и живешь в мире, где я не могу остаться. Но если бы ты был здесь, со мной, любимый мой сын, я отплатила бы тебе за это с лихвой.

Заметив, что королева не обращает на него внимания, Жорнадеш незаметно выскользнул из зала, Наразен даже и не пыталась помешать ему. Узурпатор доковылял до конюшни и взгромоздился на костлявую низкорослую лошадь — первую попавшуюся — и поскакал из Мерха, спасая свою жизнь. Но ускакал он недалеко.

Симму, слепой от слез, обезумевший от несчастий и потерь, погрузился в тюрьму безнадежности на многие месяцы.

Когда день начал угасать, Симму спрятался в пещере, вход в которую скрывался за бахромой черных трав. Здесь, обессилев от страданий, он заснул, но даже во сне он грезил о Зайреме, и слезы текли из его глаз.

Потом в пещере что-то появилось. Нечто вроде облака дыма без огня — или нет, смутно напоминающее пламя — родилось во тьме. Из огня и из дыма выступил человек. В пещере стояла непроглядная тьма, и если бы кто-то попытался разглядеть пришельца, то не смог бы этого сделать.