Я всегда тобой восхищался. И не устану делать это даже через тысячу лет. Никогда, потому что ты — моя пара. Прекрасная, немножко дикая, но самая-самая лучшая. С тобой никто не сравнится, даже эльфийки, и это — чистая правда. А моя жизнь всегда будет принадлежать только тебе. Как, впрочем, и все остальное.
— Особенно уши?
— Все, что захочешь, — улыбнулся Таррэн, настойчиво притягивая к себе ее упругое тело.
— Та-а-ак… — вдруг прищурилась Белка, чувствуя, как начинает пылать его кожа, а в зеленых глазах загорается знакомый огонь. — Кажется, кому-то давно пора выспаться и хорошенько отдохнуть? Забыл?
— Мм…
— Та-а-аррэн… — с нескрываемым подозрением протянула она, когда его руки скользнули ниже. — Ты меня слышишь? Ты слишком много сил потратил и не отдыхал. Не заставляй меня нервничать.
— Успею, — невнятно буркнул эльф, жадно целуя тонкую шею. — Все равно у нас есть еще целый день в запасе. И одна о-о-очень долгая ночь.
— А резерв? Тебе надо восстанавливать силы!
— Мы оба знаем, где их можно взять.
— Нахал! Я не амулет-накопитель, чтобы ты черпал оттуда, когда тебе вздумается!
— Нет, конечно. Зато ты — бесподобная приманка для эльфов, малыш. Можешь считать, что я снова попался в эту ловушку, — довольно промурлыкал он, безошибочно отыскивая крошечную точку за левым ухом. — Правда, уже успел оценить ее преимущества и хорошо знаю, как оттуда выбраться. Не так ли?
Белка тихо охнула, когда он голодным пересмешником вцепился ей в шею, отчаянно брыкнулась, пискнула, но сразу сдалась, потому что дрянной братец этого коварного искусителя заранее позаботился, чтобы оставить для своей игрушки единственное уязвимое место. То самое, о котором проворный эльф совершенно случайно узнал двадцать лет назад и теперь нагло воспользовался моментом. По ее телу мгновенно пробежала горячая волна, тугие мышцы непроизвольно расслабились, кожа стала еще мягче и нежнее, охотно поддаваясь его настойчивым губам. А аромат меда усилился настолько, что темный эльф непроизвольно заурчал.
— Таррэн, чудовище! — простонала Гончая, не в силах противиться магии своих же рун. — Тебе еще рано… с ног же валишься, упрямец! Ой… ай!.. Боже, ладно! Ладно! Только не трогай ухо! И не смей палить таверну (а заодно и весь город!), не то Мирдаис нам потом это припомнит и всю оставшуюся жизнь будет слать в наш лес негодующие письма! Таррэн!
Эльф тихонько рассмеялся и, послушно загасив огонь, увлек ее за собой.
Леди Мирена-ис уже второй день не находила себе места, теряясь в бесконечных догадках и сомнениях. О том, что случилось с Линнувиэлем, она узнала самой последней, когда самое страшное осталось позади и собратья вернули хранителя в комнату, попросив Мирену за ним присматривать. Эльфийка целую ночь не отходила от него ни на шаг, промакивала бледное лицо влажной тканью, отирала струящийся по его лицу пот и искренне переживала, когда истощенный хранитель вдруг начинал метаться на постели, стонать сквозь сомкнутые губы и кого-то звать.
— Останься, пожалуйста… — шепотом взмолился он, когда пришло время уходить, и так вцепился в руку эльфийки, что Мирена с трудом высвободилась, а потом еще долго не могла уснуть.
Вскоре ей на смену пришел Атталис, за ним наступила очередь Аззара, Корвина… даже Сартас провел несколько томительных часов в комнате собрата, тревожно вслушиваясь в его прерывистое дыхание и неясное бормотание, в котором без конца проскальзывало имя Белика. Но к вечеру следующего дня Мирена не выдержала — вернулась, хотя ее просили не беспокоиться. Провела у постели ослабевшего хранителя еще одну бесконечно долгую ночь, даже позволила держать себя за руку и называть в бреду чужим именем. |