— Что за… апчхи!

— Белик!

— Тише, тише, ушастые вы наши, — промурлыкала Гончая, отползая от рефлекторно дернувшихся в ее сторону рук. — Ну, мальчики, что за тон? Тем более вы не одни такие везучие. Подумаешь, нос пощекотали немножко? Ну травка в уши залезла? Одеяло сползло набок или шнурки сами собой завязались? Так ведь не со зла же, а токмо для скорейшего пробуждения и поднятия настроения. Лучше поглядите на Сартаса и подумайте: вот вы уже проснулись, а ему, бедолаге, еще только предстоит!

Перворожденные хмуро уставились на сородича, которого пока не коснулась беда по имени Белик. Но вовремя вспомнили, с кем имеют дело, и… замолчали. А потом лишь злорадно следили за тем, как несносный мальчишка, высунув от усердия язык, осторожно втыкает в пышную шевелюру эльфа луговые цветы, шишки, веточки чертополоха, а потом со знанием дела дополняет получившийся «веночек» черными вороньими перьями. Где отыскались для этого чуда васильки, незабудки и лютики, эльфы спросить не успели. Зато ярко-синий колокольчик, повисший на левом ухе Сартаса, привел их в прекрасное расположение духа. Особенно тем, что коварная Гончая сумела прицепить его точно на острый кончик и так, чтобы цветок красиво покачивался на ветру, создавая полное впечатление настоящего колокола.

Сартас, что удивительно, так и не проснулся, и это придало Белке еще больше вдохновения. Хитро подмигнув перворожденным, она засуетилась вокруг безмятежно сопящего эльфа еще активнее и всего за пару минут превратила его из симпатичного мужчины в весьма привлекательную девицу с заплетенными в традиционные свадебные косы волосами, украшенную цветами, стыдливо прикрытую плащом (из которого, на свой страх и риск, сумела соорудить некое подобие фаты и длинного шлейфа), затем подсунула чью-то скомканную одежду ему под грудь, внятно обозначив признаки пола. И, наконец, посыпала веки золотистой пыльцой, умело изобразив макияж.

Закончив с наведением красоты, Белка отползла на пару шагов и, вдоволь налюбовавшись получившимся творением, гордо обернулась. Темные к тому времени кашляли почти без остановки, содрогались от беззвучного смеха и почти счастливо изучали преобразившегося сородича. Ровно до тех пор, пока из палатки не вышла Мирена и во весь голос не воскликнула:

— Боже! Что вы натворили?!

Гончая, мгновенно переменившись в лице, метнулась обратно, потому что сильно подозревала, что старший сын и наследник рода Таррис (а по совместительству — командир личной сотни темного владыки и его доверенное лицо) будет не рад обнаружить на себе подобное безобразие. Более того, не обрадуется настолько, что выскажет свое неудовольствие в весьма пикантной форме не только вдохновителю и главному их исполнителю, но и пяти наглым ушастым мордам, которые мало того что не остановили это гадкое действо, но еще и смели мерзко хихикать в процессе, прилюдно осмеяв представителя высшей знати.

Белка в мгновение ока оказалась рядом с растрепанной головой перворожденного, превратившейся в настоящее гнездо, и заработала руками с такой скоростью, что к тому моменту, как стремительно просыпающийся эльф открыл глаза, из его шевелюры бесследно исчезли следы недавнего издевательства, за исключением пары перышек и одной маленькой шишки.

— В чем дело? — хмуро осведомился Сартас, обнаружив над собой склонившуюся Гончую с крайне озабоченным выражением лица.

Белка лучезарно улыбнулась.

— Ни в чем. Просто у тебя в волосах что-то запуталось.

Эльф с нескрываемым подозрением оглядел длинное воронье перо, вытащенное из-за уха. Потом покосился на побагровевшие лица сородичей, у которых аж скулы свело от усилий сдержать рвущийся наружу смех, мрачно взглянул на Шранка, на невозмутимой морде которого было невозможно ничего прочитать, затем — на почти испуганную эльфийку, так и застывшую с открытым ртом у палатки.