Здесь стоит отметить, что КОНР был создан тогда, когда до поражения Германии и её капитуляции оставались считаные месяцы. Отсюда следует вполне закономерный вопрос: на что надеялся Власов и его сподвижники? Ведь в отличие от других, Андрей Андреевич не мог не понимать, на что он идёт. При этом же очевидно: обратной дороги у предателя не было. За время своего предательства он зашёл так далеко, что эта жизнь сотрудничества с врагом засосала его окончательно.

Однажды летом 1943 г. в берлинском предместье Власов встретился с капитаном РОА Н. Старицким, из бывших белогвардейцев, прибывшим в отпуск с Восточного фронта. Эта встреча примечательна следующим разговором:

«Затем он обратился ко мне: «Теперь, когда я вас ознакомил со здешней обстановкой и нашими надеждами, я хочу задать вопрос. Вы знаете немцев лучше, чем я, скажите — можно ли вообще работать с ними?»

Я отвечал: «Если мы не можем работать с ними, то что должны мы делать? Я — возвращаться обратно во Францию, вы — в лагерь пленных, и оба пассивно созерцать происходящие события? Если же мы хотим влиять на них, мы должны в них участвовать. Какие же к тому возможности? В рядах Красной Армии ни мне, ни вам нет места, пока она не сбросит коммунистическое руководство. В рядах англичан и американцев славословящих Сталина-патриота, нам также нет места, так как наши стремления к свержению Сталина и его власти им не выгодны, и они не дадут нам действовать в этом направлении. Их существование — на карте, а Гитлер — их главный враг. Нравятся или не нравятся нам немцы, но только здесь есть возможность для нас влиять на события, имея в руках оружие».

Мой ответ не удовлетворил Власова. «Хорошо, — сказал он, — тогда я спрошу иначе: что будут делать немцы дальше в отношении русского вопроса? Я вам обрисовал обстановку и сообщил о своих надеждах».

Я начал издалека, сказав, что теряю надежду на изменение немецкой политики, указав, что считаю Гитлера таким же фанатиком, как и Сталина. «Один — фанатик мировой революции, другой — теории расового господства немцев на Востоке. По-видимому, факты жизни не учат фанатиков»… Власов остановил меня.

«Всё это верно, — сказал он, — но как вы представляете себе, что практически будут делать немцы в ближайшее время?»

Я видел, что Власов ждал прямого ответа, без всяких теоретических обиняков.

«Я не верю в скорое изменение немецкой политической линии в отношение русского вопроса, — сказал я. — Немцы будут продолжать свою нынешнюю политику, спекулируя вашим именем. Но их уже два раза Сильно разбили: раз под Москвой, — вы участвовали в этом, — второй раз под Сталинградом. Они будут разбиты ещё и третий и четвёртый раз. Вот тогда можно ждать, что они искренно придут к вам. Но я боюсь, что будет слишком поздно».

Эффекта, произведённого этими словами, я не предвидел. Власов молча высоко поднял кулак и со страшной силой обрушил его на стол, так что подбросило массивный письменный прибор. «Вы первый мне сказали то, о чём я сам ночами думаю», — сказал он, продолжая давить кулаком на стол».

Позднее, пытаясь объяснить позицию Власова под немцами, Н. Старицкий напишет:

«… безнадёжность положения Германии была Власову достаточно ясна. О том свидетельствует его ответ, перед разговором с Гиммлером, на предупреждение своего ближайшего немецкого советника капитана Штрик-Штрикфельдта, что «уже поздно». Власов тогда ответил последнему: «Не могу уклониться, когда столько людей пошло за мной и я должен идти до конца».