Приветствовали и Елизавету, следовавшую за мной в открытом экипаже с Анной Клевской. Они были одинаково одеты в голубые бархатные платья с длинными рукавами, которые ввела в моду мать Елизаветы. Вся свита была одета в зеленые с белым цвета Тюдоров. 3амыкал процессию мой дорогой сэр Генри Джернингэм, бывший теперь капитаном королевской гвардии.

Жители Лондона сердечно меня приветствовали. Повсюду звучала музыка, мне попадались на глаза маски, и больше всего народ восхищало то, что фонтаны струились вином.

Наконец, мы достигли Уайтхолла. Я так устала, что прошлую ночь спала хорошо, несмотря на предстоящее испытание.

Я была преисполнена ликования, веры в себя. Я ощущала в себе присутствие Бога. Он избрал меня для этой миссии, и я была убеждена, что Он привел меня к ее исполнению своим путем. Страдания, пережитые мной в юности, были необходимы, чтобы закалить мой характер. Передо мной стояла великая задача, и я должна ее хорошо исполнить, что я и сделаю с Божьей помощью. Помолившись на коленях, я легла в постель и забылась сном, пока меня не разбудили на следующее утро.

Октябрь 1553 года. Я никогда не забуду этот день, день, когда я стала королевой Англии в подлинном смысле, потому что ею можно стать, только будучи помазанной.

Мы выехали в одиннадцать часов. Меня и мою свиту доставили на барже к Вестминстерскому дворцу. После пожара, случившегося еще при моем отце, он представлял собой лишь остов здания. Но парламент уцелел, и меня проводили туда, чтобы облачить в торжественное одеяние и приготовиться к шествию в аббатство.

В алом одеянии я шла под балдахином, который по традиции несли губернаторы пяти главных портовых городов. Я знала, что сразу же за мной шла Елизавета. Ее присутствие казалось мне символичным, и я была рада, что рядом с ней была по-прежнему Анна Клевская.

Церемонию должен был бы совершить архиепископ Кентерберийский, но это был Томас Кранмер, находившийся в это время в Тауэре. Он был замешан в заговоре с целью возвести на престол Джейн Грей, хотя он и пытался убедить Эдуарда не изменять порядка наследования. Но Эдуард сам попросил его подписать завещание, и затем, с оттенком угрозы, мой брат добавил, что надеется, что тот не окажется более непокорным, чем остальные придворные. Я могла представить себе положение Кранмера. Он не соглашался, чтобы король изменил порядок наследования, но в то же время он был стойким приверженцем новой веры и знал, что когда я стану королевой, то сочту своим долгом вернуть страну в лоно римской церкви. Он был привержен протестантизму, и поэтому, когда народ ясно показал, что желает видеть меня своей королевой, его отправили в Тауэр, где он и дожидался решения своей судьбы.

Поэтому он не мог совершить церемонию, и его место занял мой добрый друг Стивен Гардинер, епископ Уинчестерский, в сопровождении еще десяти епископов. Они представляли собой внушительное зрелище – в золоченых одеяниях, со своими крестами и в золотых митрах.

Меня подвели к трону св. Эдуарда, и, когда я села, Гардинер объявил: «Вот Мария, законная и неоспоримая наследница, по законам Божеским и человеческим, короны и королевств Англии, Франции и Ирландии.

Приемлете ли вы ее посвящение, помазание и коронацию?»

Как волнующе прозвучал ответ: «Да! Да! Боже, храни королеву Марию!»

Затем меня подвели к трону у алтаря, где я принесла коронационную клятву.

Совершилась церемония помазания, и потом меня облачили в пурпурный бархат, отороченный горностаем, в руки вложили меч, а затем герцог Норфолкский принес три короны – корону св. Эдуарда, корону английских королей и еще одну, сделанную специально для меня. Каждую по очереди под звуки труб возлагали на мою голову.

Это была замечательная минута, когда я сидела со скипетром в правой руке и державой в левой и принимала присягу высших лиц в государстве, каждый из которых обещался жить и умереть за меня.